Слово о словах
(Физики шутят, или Хохмы первого и второго рода)
Краткое вступительное слово
Пока наш дядюшка, наш кофейный секретарь дядя Боря, отбыл на какую-то важную конференцию, мы тут с племянником Андрюшей похозяйничаем и заодно про дядюшку кой-чего расскажем. Дядя у нас очень большой театрал. Чуть что, сразу, как неистовый Виссарион, вопрошает: «Любите ли вы театр так, как я люблю его?». Тут недавно на дядюшку спектакль «Обыкновенная история» в «Табакерке» большое впечатление произвел. Дядюшка так в образ вошел, что его даже близкие люди не могли отличить от Олега Табакова. Вот кто, по-вашему, на фотографии изображен? А вот и не угадали! Мало того, что загримировался, так и с племянником любимым стал беседовать в эдаком выспреннем театральном тоне. Племянник для нашей «Черепахи» старался, исследование написал, а дядя ему:
— Не пишешь ли ты стихов?..
— И прозой, дядюшка; прикажете принести?
— Нет, нет!.. после когда-нибудь; я так только спросил.
— А что?
— Да ты так говоришь…
— Разве нехорошо?
— Нет, — может быть, очень хорошо, да дико.
— У нас профессор эстетики так говорил и считался самым красноречивым профессором…
— О чем же он так говорил?
— О своем предмете.
— А!
— Как же, дядюшка, мне говорить?
— Попроще, как все, а не как профессор эстетики. Впрочем, этого вдруг растолковать нельзя; ты после сам увидишь.
Но коль дяди на посту нет, я могу и без него байку племянника представить.
Собственно, сама байка
Предложил мне дядя Боря про слова рассказать. Тут меня и понесло: так-так-так — говорит пулеметчик, так, так, так — говорит пулемет. Слова состоят из букв, те — из звуков, а слова, в свою очередь, составляют предложения, на которых излагаются или глаголятся человеческие мысли. В ответ на загадку: что на свете самое быстрое, Эйнштейн утверждал, что самое быстрое на свете — это свет. Но в разгадке не слово «свет», а слово «мысль» почему-то, но тогда скорость мысли есть скорость света — по Эйнштейну. То есть, в голове у человека светло — светлая голова, нимбы у святых, ученье — свет, а неученье — тьма.
Слова из букв проговариваются сочетанием звуков — вербально, то есть языком, чтобы выговорить можно было, и не просто выговорить, а чтобы тебя при этом еще и поняли. То есть, чтобы твои мозговые схемы посредством живой речи перешли с возможно меньшим количеством искажений (это теорема Котельникова-Шеннона уже регулирует) в другие мозговые схемы или, попросту, в другие головы. Даль в своем словаре слово «другой» толковал: «другой — такой же». То есть, сочетания звуков должны быть достаточно устойчивы, чтобы быть воспринятыми. Выход один — они должны составлять гармонический звуковой ряд. Чтобы быть понятым или прочитанным, смысл сказанного или написанного тоже должен составлять свой смысловой гармонический ряд, иначе, он просто не дойдет по адресу или не успеет усвоиться. Смысл воспринимается быстро, но должны быть, как минимум, адекватно выправленные посылки при наличии помех на линии передачи. В этой связи хочется сказать о телепатии. Почему-то существует расхожее мнение, что читать мысли на расстоянии — это удел избранных. Так вот — все в точности наоборот. Те возможности, которые дает телепатия для коммуникационных связей в современном контексте, были исчерпаны, наверное, еще в первобытном строе. Один абориген смотрел в глаза другому аборигену — тот сразу все понимал и копье клал на место — типичная телепатия:
«А ну оставь мой каменный топор, и шкур моих набедренных не тронь …»
Только вот язык с того времени неимоверно развился, и в связи с этим возникает мнение, что язык гораздо более приспособлен для передачи мыслей на расстоянии, чем такой примитивный инструмент, как традиционная телепатия.
Свифт утверждал, что стиль — это когда нужные слова стоят в нужном месте. Говорят, это слово «компьютер» францисканский монах Раймонд Луллий придумал еще в 13 веке, а потом Джонатан Свифт в 18 веке над Раймондом Луллием подтрунивал заодно с Гулливером, которого тоже придумал, что, мол, на счетах-абаках число сосчитать можно, а вот как из машины знание извлечь?
Вы спросите, а где же тут слово? Слово было вначале, к нему же и вернемся. Жизнь — это вечное возвращение, не помню, кто сказал. Мысль — она не может наружу показаться «в чем мать родила». А то как в повести Уэллса про человека-невидимку получится. Не разглядят ее — эту мысль, если какую одежку по пути не приладит, в какое словесное облачение не вырядится. Вот со словами — с ними всегда так. Начнешь их складывать, как бог на душу положит, а глядишь, тут и мысли откуда ни возьмись, запрыгали. И откуда эти мысли берутся?
И где она — та примерочная для мыслей, и цех для кройки словесной и шитья? Но нам же не надо конкретное место знать — можно, конечно, в щелочку подглядывать у кабинки, где слова, как купальники, надевают, но что там увидишь? Легче представить нагую мысль — но это уже совсем другая мысль, а то и целая картина Кустодиева или Мане. Поэтому есть такой замечательный аппарат в математике — аппарат отображений, или проекций. Из них, кстати сказать, вся геометрия и топология сформировались, а если некстати — то и вся физика из таких преобразований выросла, когда Галилей с Пизанской башни шарики разные подбрасывал и время падения засекал, и открыл, что все шарики ускоряются одинаково под действием силы тяжести. Говорят, художники Возрождения уже этот аппарат проекций вовсю применяли, и то, что мы теперь видим на их картинах, в жизни совсем по-другому выглядело. Например, спроецируют чье-то лицо на выпуклый блестящий подстаканник, а потом — на поднос под самоваром, и обрисуют быстренько на этом подносе, что получилось. Посмотришь на поднос — одни каракули, а вот если самовар на этот поднос водрузить и еще подстаканник поставить — тут чудо и проявится в виде зашифрованного облика прекрасной дамы, например, или закодированного сообщение французской королеве о войне с Англией.
Мессинг рассказывал, как он ряд случайных чисел запоминал: писал на табличках и расставлял их вдоль по Тверской, по пути к Манежной площади: одну у киоска с мороженым, другую у памятника Пушкину и т.д., а потом, вспоминал этот ряд, мысленно проходя вдоль Тверской в обратном направлении и читая расставленные таблички — опять же мысленно…
Теперь совсем просто. Есть пять абсолютно правильных многогранников — Платоновых тел, и тринадцать — полуправильных Архимедовых, вот и мысли наши — их удобно представить такими совершенными кристаллами в пространстве головы, залитыми самыми настоящими разноцветными лучами наших головных лазеров, как в ювелирной мастерской при свечах, чтобы свет живым был. А лучи и складываются, и раскладываются, как в призме у Ньютона, и переливаются по всякому, и гранями играют, и фигуры всякие образуют. А слова уже по граням, будем считать, прописаны …
Но это опять не наша мысль. А где же тогда наша мысль? А мы возьмем и палочкой настучим:
«Все электромагнитные волны распространяются, как известно, с одной и той же скоростью в среде. Правда, некоторые думают, что эта скорость замедляется — мол, через атомы трудно фотонам пропихиваться, и очень уверенно заявляют, что именно поэтому мы и наблюдаем предзакатное Черенковское излучение в розовом свете сверхсветовых электронов в среде — электроны просто обгоняют заторможенные фотоны»
Такое чувство, что прямым перебросом поля зрения (по прямой) мы диапазон разглядывания намечаем, а потом начинаем дрейфом подробности сканировать, а тремором тут же сшивать текст с контекстом, как швейной машинкой с операцией оверлок, или слова в гранях приторачивать к вершинным понятиям.
Если резюмировать, то есть такой смысловой глобус с семантическим покрытием и смысловой музыкой, где, отталкиваясь от определенного смыслового понятия, обязательно вернешься к нему в конце пути, как Магеллан или Васко да Гамма. И достаточно утонченный музыкальный слух вполне может ее различить — эту смысловую музыку — она будет чуть погромче музыки небесных сфер Иоганна Кеплера.
Комментарий к тексту
Андрюша! А как вы относитесь к диффузии идентификации собственного «я», внутренне «вопрошающего» личность в проблемной ситуации взаимопроникновения культурного феномена наложения действительности, данной от первичных впечатлений, и дальнейшего искажающегося и корректируемого осознанного и неосознанного культурно-социального опыта с постоянно-переменной составляющей давления информационно-этического поля, при вынужденной необходимости выбора пути следования или «протеста» при постоянно проваливающемся и исчезающем пространстве в точках опоры?
Каковы коррекции проблемности (в свете разрешения первого вопроса) и опыт их прохождения в произведениях Джойса, Кафки, Ионеско, Платонова и Лебедева-Кумача?
Теперь про точку бифуркации. Да, я полагаю, что мы прошли точку бифуркации — мы это сделали. И это печальный вывод — идет некоторая борьба тенденций, исход которой еще не определился. Сейчас очень быстро идут процессы, которые в очередной раз возвращают нас к испытанным схемам — никто не привнес в это искусство: просто мы прошли эту точку, а дальше начало складываться так, как складывается, — и оно складывается одно к одному. Когда наступит следующая точка бифуркации, — я не знаю. Я полагаю, что предыдущую мы прошли, опираясь на то, как устроена динамика процесса.
Вы знаете, самой мне, наверное, трудно ответить правильно на этот вопрос, потому что я по мироощущению интуитивный оптимист.
Чувствуется, что люди ощущают востребованность использования формальных правил
Давайте считать, что у меня нет ответа на вопрос, но нет и тяжелых ожиданий. Я полагаю, что сейчас у нас динамика отрицательная: мы в противофазе.
Стало быть, если мы говорим, что нам надо опять пройти через резкие изменения, которые связаны со складыванием букв, то мы опять входим в эту синусоиду.
В итоге возникает крайне странная ситуация, когда явление есть, а слова нет. И это очень сильно влияет на поведение — когда люди неверно обобщают свой собственный опыт.
Во-вторых, есть другие варианты, которые надо взвешивать. Наверное, есть варианты, которые мы еще не видели.
В этом мои эстетические предпочтения, потому что мне так нравится. Ну, нравится мне так. Но это, скорее, эстетический выбор, а не аналитический…
На крылечке твоем Каждый вечер вдвоем Мы подолгу стоим И расстаться не можем на миг…
Думаю, что дядя Боря нАдолго задумался.
Вставлено ворвавшимся дядей Борей в последнюю корректуру в последнюю секунду
Что тут происходит? Не успел дядя на недельку отлучиться, а племянничек с гитарой и шпагой уж тут, под окном. Мало того, что хулиганят, на мою страницу залезли, мой облик окарикатурили (я не возражаю на Олега Павловича походить, но не с тем ехидным подтекстом, который они вложили). И сидят оба довольные, песню на крылечке распевают и хихикают — вот мы какие молодцы, чего натворили! Я понимаю, что это хохма. Но у физиков эта хохма имеет две разновидности — когда рассказывают полную чушь под видом «высокой науки» или же когда под видом «чуши» дают очень глубокое исследование.
Вот пример хохмы второго рода. Жора, Дима и Лёва ухаживали за одной и той же студенткой. Это сплошь и рядом случается. Например, Владимир Солоухин и Кирилл Ковальджи на пару за полячкой Алисой приударяли. Ясен пень, коль за девушкой ухаживаешь, нужно либо песенку спеть, либо на гитаре сбацать, либо стихи почитать, если сам написать не в состоянии. Тем, кто в Литературном учится — им сам бог велел девушек стихами охмурять. А вот будущим физикам-теоретикам что в такой ситуации делать? Жора, Дима и Лёва взяли и написали научную статью, которую преподнесли своей пассии в качестве подарка. Позже они опубликовали эту статью в «Журнале русского физико-химического общества при Ленинградском университете». Статья поступила в редакцию 20 октября 1927 г. Двум авторам, Георгию Гамову и Дмитрию Иваненко, было в это время 23 года. Третьему же автору — Льву Ландау, было всего 19 лет. Гамов, Иваненко и Ландау предложили «теорию всего», исходя из трех констант — G, с и h. В дальнейшем никто из них эту статью в свои собрания сочинений не включал, а имя студентки также не разглашалось. Гамов, правда, дал инициалы C. G. H. мистеру Томкинсу, персонажу своих научно популярных книг.
Георгий Антонович Гамов (1904-1968) создал теорию альфа распада, теорию горячей Вселенной с реликтовым излучением и теорию генетического кода. Каждое из этих открытий тянет на Нобелевскую премию.
Дмитрий Дмитриевич Иваненко (1904-1994) придумал протон нейтронную модель атомного ядра, первую модель ядерных сил (совместно с И.Е. Таммом) и предсказал синхротронное излучение (совместно с И.Я. Померанчуком). Каждое из этих открытий — масштаба Нобелевской премии.
В реальности, однако, из трех друзей Нобелевскую премию получил лишь один — Лев Давыдович Ландау (1908-1968). Но он столько всего понаоткрывал, что ему и трех Нобелевских премий маловато будет. В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения Ландау. Этот юбилей отмечают на Научно-мемориальной Сессии в Центральном доме ученых РАН (19-20 июня 2008 г.) и на Международной конференции по теоретической физике в Институте Ландау в Черноголовке (22-26 июня 2008 г.).
В заключение отмечу, что «теория всего» сейчас является одной из ведущих проблем современной теоретической физики.
А вот шутка первого рода. Бруно Максимович Понтекорво опубликовал в Докладах Академии наук СССР статью о динамике шестимерного пространства-времени. В этом пространстве было три пространственных координаты — икс, игрек, зет — и три аналогичные временные координаты, в результате чего время из скаляра превратилось в вектор, что давало возможность для очень необычных эффектов. Статья прошла анонимное рецензирование, была принята к печати и опубликована. Когда, наконец, ученые школы Ландау стали вопить «Что за чушь!», Бруно Максимович сказал — вы плохо читали. Ключ к статье — в дате присылки в редакцию. Написано было — «Статья поступила 1 апреля 196… года». Про Бруно Максимовича, академика Понтекорво я тоже могу байку рассказать, как он на конференцию по физике в Крыму — это было году в тысяча девятьсот шестьдесят каком-то — приехал с замечательным аквалангом и ружьем для подводной охоты. В те времена такая шикарная экипировка была только у считанного числа лиц в стране. И вот молодые физики, среди которых были и мои друзья, с завистью смотрели, как Бруно Максимович во всем своем великолепии заходит после заседания в море со словами: «Пойду рыбки постреляю на ужин». В это время рядом с ним входит в воду Витя Саврин, который, прошу прощения, уважаемые, решил постирать свои трусы. Витя делает размашистые взмахи в воде, и вдруг в трусы попадает громадная рыба! Бороться с этой рыбой прибежало на подмогу несколько человек, и рыбу, в конце концов, удавили за счет исключительного мужества Вити, потерявшего трусы в этом яростном сражении. Рыбу зажарили на кухне на ужин, добавив к ней малюсенькую рыбешку, которую в этот день пристрелил фирменным ружьем для подводной охоты Бруно Максимович. Потом эта история была постоянным объектом шуток — Понтекорво предлагали сменять ружье на трусы Вити Саврина. Бруно Максимович очень обижался и даже собирался написать отрицательный отзыв на докторскую диссертацию Вити. Насилу его отговорили.
Так я к племяннику Андрюше с Марией О. возвращаюсь. Я, простите, не понял — это у вас хохма какого рода — первого или второго?
Очень короткое заключительное слово
Если уж речь идет о таком важном предмете, как слова — или, если шире (или ширее???) — как речь, воплощаемая в звуке, то хотелось бы напомнить вам, дядюшка, простую истину.
«Чтобы звук распространялся, нужен конкретный носитель, например, воздух или кристалл из рубина, если этот кристалл — стержень, оснащенный двумя полупрозрачными сферическими зеркалами на концах, а радиус кривизны зеркальных поверхностей сравним с длиной стержня» (см. Опус Андрюши о науке №1 до-мажор).
У него все о науке очень мажорное, поскольку берет он четыре «научные октавы» сразу, не напрягаясь, а это вы и сами можете видеть в его байке.
Андрюша чистую правду написал о рубиновом стержне, поскольку такой инструмент для распространения звука красного цвета у меня самой есть — правда, сколько ни смотрела в самовар, как Андрюша учил, никаких сферических зеркал на конце не увидела, если не считать остатков гланд, но они не полупрозрачные, а розовые и с длиной стержня несравнимые.
Наверное, слишком все зашифровано, и нужен еще поднос, чтобы проявить в нем без искажений смысловой гармонический ряд французской королевы, ой, Марии Ольшанской.
Так что, дядюшка, у нас ни то и ни другое — у нас с Андрюшей научный симпозиум в современном значении этого слова, а не в прежнем, известном нам из истории древних греков и римлян.
Как сказал бы Андрюша, для коммуникационных связей в современном контексте смысловой гармонический ряд прежнего значения навсегда утрачен.
[Поспособствовал примерке празднично-выходного шлафрока народного артиста СССР и России Олега Табакова Вова Поморцев — автор замечательных фото пражских гастролей «Табакерки». Кстати, там еще есть — и уверяю вас, не хуже «дядюшкиного» — Мария О.]
