Байка шестая:

«Гений на судне»

Доброе утро, уважаемые. Меня Мария справедливо упрекнула в том, что я давно баек не писал. Но, понимаете, — конец года, отчеты, мне пришлось на другие темы отвлекаться. Теперь, слава богу, можно к любимому делу вернуться. Я эту байку исходно стал сочинять под впечатлением от газетных статей, последовавших за отказом Григория Перельмана получить премию Филдса (аналог Нобелевской премии у математиков) и миллион долларов за решение одной из семи сложнейших задач миллениума. Общественное мнение обсуждало поступок Перельмана с таким же недоумением, как некогда оно обсуждало уход Льва Толстого из Ясной Поляны. Я тут вспомнил про то, как профессор Дмитрий Чернавский, победивший в конкурсе НТВ программы Александра Гордона и получивший приз в миллион евро, буквально шокировал общественность, пообещав разделить этот выигрыш поровну со всеми остальными участниками передачи (около двухсот человек). Как-то никто не вспомнил слова Фаулза в «Аристосе» о том, что масштаб личности познается тем, от чего эта личность смогла отказаться. Теперь чаще, наоборот, оценивают этот масштаб по тому, сколько личность сумела нахапать.

Я хочу процитировать пассаж из статьи Леонида Лескова:

«Все начинается с тезиса, который признается бесспорным: государственная необходимость важнее всего, для блага народа дозволено все. На деле эта коллективистская этика означает отрицание индивидуальной нравственности, моральную вседозволенность. Как совершенно справедливо отмечал еще 3игмунд Фрейд, этот примат массовой психологии ведет к тяжелым последствиям — резкому снижению интеллектуальной деятельности, духовной регрессии, развязыванию стадных инстинктов».

Вспомните, как «общественность» осуждала книги Пастернака и Солженицына, тунеядство Бродского и клеветническую деятельность академика Сахарова. «Это было недавно, это было давно…»

Теперь про фильм «Мой муж — гений», созданный по мотивам книги Коры Ландау. Помните, Пушкин писал Вяземскому: «Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? черт с ними! слава богу, что потеряны. <…> Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе». Вот и академик Гинзбург не выдержал, написал про фильм о Ландау: «Врете, подлецы!», но непохоже, чтобы общественность это мнение приняла во внимание. Академик Капица когда-то сказал, что трагедия Ландау в том, что за него насмерть схватились две бабы — Кора и Лифшиц.

Лекции по асимптотическим методам в квантовой теории поля для теоретиков физического факультета МГУ читал Владимир Яковлевич Файнберг. На семинарах Тамма в ФИАНе нас, студентов, учили, как различать Фейнберга от Файнберга. «Фейнберг — высокий и седой, а Файнберг — рыжий и нахальный». После такого объяснения их никто не путал. На одной и лекций Владимир Яковлевич, написав на доске формулу, пояснил: «А матрицы Паули являются матричным представлением кватернионов, о которых каждому ребенку известно, что они антикоммутируют!» Мы, студенты, были убеждены, что Владимир Яковлевич — гений. Теперь, по прошествии многих лет, я вижу, что он рассказывал нам в общем-то элементарные вещи, которые обязан знать теоретик, работающий с уравнением Дирака. Но моя вера в гениальность Файнберга сохраняется и поныне.

Николай Васильевич Карлов, будучи студентом МГУ, слушал лекции по физике, которые попеременно читали Капица и Ландау. По какой-то причине Капица не смог с самого начала читать лекции, и несколько лекций подряд читал Ландау. Юного Колю эти вводные лекции привели в глубокое уныние, понять их было просто невозможно. Но вот пришел Капица и продолжил курс. И тут будто пелена с глаз спала. Через несколько лет Карлову самому пришлось читать лекции по физике. «Я достал старые конспекты, — рассказывал он, — и обнаружил, что Ландау читал гениальные лекции. Насколько там все было логично и прозрачно!» Теперь любой школьник знает, что Капица и Ландау были гении.

Когда мы говорим о гении, то очень часто имеем в виду, что этот человек может сделать или понимает что-то такое, что нам и не снилось. Конечно, есть «дарование от природы», например, абсолютный слух в музыке или особое вдохновение (Муза). Однако, даже не имея яркого природного дарования, многим вещам можно научиться при достаточно большом трудолюбии. Различие между «гением» и «талантом», с одной стороны, есть отличие количественное. «Гений», как правило, больше работает. Когда мы говорим о гениальности Ландау, то должны помнить, что он десятки лет, начиная с двенадцатилетнего возраста, работал по десять-двенадцать часов в сутки. Просто представьте себе, каких высот может достичь «талант» при работе с такой же интенсивностью. Колоссальное трудолюбие ни в коей мере нельзя исключать, размышляя о творчестве гения. Конечно, для того, чтобы талант мог предельно реализоваться, многое должно сойтись: среда, семья, хорошие учителя, образование и воспитание, способность к самообучению и самовоспитанию. Кроме рано развившихся способностей и трудолюбия, таланту необходим «быстрый успех», для того, чтобы замкнулась обратная связь, приводящая в движение творческую машину. Хорошо, чтобы «старик Державин заметил и, в гроб сходя, благословил». Атрибутом гениальности является способность личности воспринимать, отслеживать и обрабатывать огромное количество информации, а также отличать полезное сообщение от информационного мусора. Наконец, есть еще один фактор, трудно определяемый словами. У Булгакова в «Кабале святош» Лагранж произносит слова: «Причиной этого явилась судьба». Многие таланты не стали гениями просто по причине судьбы. Википедия сообщает, что «несмотря на имеющийся прогресс в педагогике и генетике, современная наука не владеет методами воспроизводства гениальности как трудового навыка или воспроизводимой характеристики субъекта».

В математической теории катастроф известен «принцип хрупкости хорошего». Этот принцип легко пояснить с точки зрения здравого смысла. Для того чтобы быть «хорошим», независимо от того, какой смысл вкладывается в это слово, множество условий должно удовлетворяться одновременно, в то время как для того, чтобы это «хорошее» разрушить, достаточно нарушить хотя бы одно из них. Помните, как экзаменатор студента кулинарного техникума допрашивал: «Чего в супе не хватает?» Допустим, с образованием и воспитанием все в порядке. Теперь смотрите цитату из книги Н.В. Карлова: «Царь был не очень умен, но хорошо образован и прекрасно воспитан. Он был безволен, но упрям, особенно, в вопросах, связанных с его личным престижем самодержавного монарха. Он свято и благоговейно верил в спасительность абсолютной монархии для России и совершенно искренно считал, что именно на нем лежит благодать Божия единолично управлять Россией. Считая самодержавие незыблемой институцией, он обостренно тонко чувствовал малейшие попытки навязать ему какие либо решения, противные его идейным установкам и его пониманию интересов династии».

Антиподами гения являются не только дураки и посредственности, но и «таланты», имитирующие творческую мощь с помощью административного ресурса. Я перескажу историю, которую прочел в книге М.Е. Левинштейна. На престижной конференции начальник с незаурядным ораторским блеском докладывает работу, выполненную у него в отделе. Он, естественно, — соавтор… Сотрудник отдела восхищенно говорит своему коллеге: «Слушай, да он — гений! Я точно знаю, что еще два дня назад он об этой работе понятия не имел!» Однако на обсуждении доклада кто-то задает каверзный вопрос, ставящий всю работу под сомнение. После секундного замешательства докладчик сообщает: «Как заведующий отделом я не могу входить в мелочи… На этот вопрос ответит мой соавтор…»

Способность «подвергать все сомнению» обычно вызывает раздражение со стороны властных структур. Как писал Питирим Сорокин, власть предпочитает снижение интеллектуальной деятельности и развязывание стадных инстинктов. Для этого используется метод «отрицательной селекции», когда ущемляются (и даже физически уничтожаются) лучшие слои населения и выдвигаются «худшие» люди второго и третьего сорта. Таким образом осуществляется искусственное подавление генофонда нации, когда к власти приходят далеко не лучшие ее представители.

Монтень в своих «Опытах» в качестве трех наиболее выдающихся личностей выбрал Гомера, Александра Македонского и Эпаминонда. Хотя третье имя и не пользуется такой широкой известностью, как первые два, но заглянув в Википедию, легко обнаружить, что Эпаминонд был замечательным военачальником. Будучи главнокомандующим фиванской армией, он в битве при Левктрах (371 г. до н.э.) одержал победу над спартанцами, считавшимися до этого непобедимыми (вспомните, как 300 спартанцев царя Леонида сражались против многотысячной армии персов).

Хотя я и не хочу состязаться с Монтенем, но в качестве трех наиболее выдающихся личностей я бы выбрал Моцарта, Пушкина и Ландау в качестве символов трех недосягаемых высот в музыке, литературе и теоретической физике. Все трое обнаружили свои выдающиеся способности в очень раннем возрасте. Все трое очень много успели сделать. Все трое были неравнодушны к женской красоте (у всех были жены-красавицы). У Фаулза есть рассуждения про то, что страсть и гармония несовместимы. Я согласен с мыслью Бродского о том, что эстетика находится впереди этики. Человек оценивает различные поступки не в шкале «дебет-кредит», а исходя из внутреннего ощущения «красиво-уродливо». Гений часто утверждает эстетику, исходно не воспринимаемую обществом. Общество, например, было на стороне Каренина, в отличие от Льва Толстого, который говорил, что он всегда был на стороне Анны. Когда то академик Капица издал сборник задач, ответы на которые можно было давать на разном уровне — на школьном, на студенческом или профессорском. До более высокого уровня нужно «дозреть». А теперь перечтите еще раз, что написал Гинзбург.