Михаил Рабинович

Прогулки с Миллером

Если бы Михаил Адольфович (МА)¹⁾ прочитал эти заметки, он бы тут же сказал:

«Мишенька, Вы написали нечто под названием «Миллер и я».

Да, это так. Когда Светлана Денисовна²⁾ попросила написать о Миллере, я задумался, а какой он был? Если кратко, то — многоталантливый и многоразный. Ощутить же обаяние личности МА возможно только, если мы попытаемся вместе с читателем сопереживать восприятию его, пропущенному через призму личного общения. Попробуем.

Впервые я услышал о Мише Миллере от моей классной руководительницы, учительницы истории в школе №7 Екатерины Адольфовны Блиновой. Она была родной сестрой МА. И вот, в начале второго курса на радиофаке ГГУ (осень 1958 г.), попав по приглашению Володи Гильденбурга³⁾ и Миши Петелина⁴⁾ на студенческий семинар по электродинамике, я встретился с легендарным Миллером. Он руководил этим семинаром. С первых минут я ощутил необычность атмосферы — открытость и редкостную положительную заряженность. Большинство из нас еще были совершенно зелеными, но уже знали множество научных слов и с удовольствием ими перебрасывались. Докладчиком был мой однокурсник Воля Грач. Представление автора доклада сопровождалось такими словами: «Сейчас перед вами выступит превосходно закодированный мужчина Виолен Абович Грач, который расскажет просто и понятно о вещах совершенно удивительных и познавательных. Прошу Вас, Виолен Абович». Волька, конечно, не ждал такого и смутился. Миллер мгновенно отреагировал — шутите больше, тогда не будете волноваться. Потом добавил — но не во вред делу.

Познакомились же мы позже — на факультативном семинаре нашего курса. Было уже довольно поздно, и МА сказал: «Жаль, но надо заканчивать, мне еще надо утреннюю лекцию для вас на завтра подготовить». Ему возразили: — завтра же у нас электродинамики нет, у нас электроника (ее читал Марк Иванович Кузнецов, у которого, как я знал от общих знакомых, была очень молодая жена). — Действительно, нет, но мне позвонил вчера из Москвы Маркуша и попросил его подменить. И тут я неожиданно для себя ляпнул — а может он еще успеет вернуться. — Зачем? — удивился МА. — Как это зачем, ради жены. Михаил Адольфович спросил у кого-то в первом ряду мое имя и заметил: «Что ж, Михаил Израилевич, я очень рад, что Вы мыслите по-взрослому. Жаль, что Вы не на нашей кафедре». МА заведовал кафедрой электродинамики, а я был на кафедре теории колебаний. Потом, на экзамене по электродинамике, он предложил перейти к ним, но у меня уже были идеи о том, как нужно строить теорию автоколебаний распределенных систем, и все осталось по-старому. К слову, кода я уже был в аспирантуре у Андрея Викторовича Гапонова-Грехова⁵⁾, МА горячо интересовался развитием этих идей и даже предлагал «продать» для его кафедры мою работу о конкуренции встречных нелинейных волн в активных средах.

Разговоры о науке с ним были всегда очень продуктивны. Он был физиком «от Бога» и, что было важно, умел восхищаться чужими результатами. Особенно, если они исходили от молодых.

Я не был прямым учеником МА и, тем более, не был его близким другом. Однако, несмотря на разницу в возрасте, между нами сложились доверительные отношения взаимной симпатии и соучастия. Конечно, Миллер не был бы Миллером, если бы он пропускал возможность яркой фразы или розыгрыша. На одной из зимних Горьковских Школ по нелинейным волнам, когда я пробежал на лыжах мимо МА и его жены Светы Жерносек, голос Светы повернул меня к ним. Тут в присутствии довольно большой аудитории гуляющих школьников, МА произнес: «Моя жена считает, что Рабиновичем надо родиться, а я считаю, что Рабиновичем родиться может случиться с каждым, но Рабиновичем прожить — нужно иметь мужество и талант».

Мы с МА очень редко говорили о политике. Здесь у нас взгляды обычно совпадали. Однажды во время подобного разговора МА заметил — Миша, не удивляйтесь, ведь мы с вами родственники. — Как это? — Мы оба нацмены.

За время нашего почти пятидесятилетнего общения только дважды случились эпизоды некоторого, к счастью, недолгого охлаждения. Первый произошел на капустнике, посвященном шестидесятилетию Андрея Викторовича. Возглавлял подготовку, конечно, МА. Мне доверили выступить в числе первых. Для капустника я написал песню про Гапонова на мотив известного тогда шлягера «Айсберг в океане». Голос у меня, как известно, хороший, но вот со слухом… хуже. Мой друг, замечательный математик и джазмен Валя Афраймович, дрессировал меня целую неделю, но все равно в какой-то момент я выскакивал из музыкальной обоймы. В результате мы провели запись голоса под музыку несколько раз и сложили хорошие куски. Таким образом, я должен был петь «под фанеру». Кассету я планировал отдать звукооператору перед выступлением. Но МА сказал: «Что Вы, Миша, все должно быть сделано профессионально — заранее опробовано и организовано в один звукоряд», — и попросил отдать ему кассету с записью накануне. Что мне оставалось. Перед моим выходом МА сказал: «Прослушал вчера Ваш номер». — Как? — волнуясь, спросил я. — Ну Рабинович! — ответил МА. На сцену я вспрыгнул окрыленный и элегантно произнес: «Музыку, маэстро!». Из всех динамиков загремело:

Раз пошли на дело я и Рабинович,
Рабинович выпить захотел.
Отчего ж не выпить бедному еврею,
Если есть в кармане лишний гелт.

Зал лег! Я онемел, но через мгновение самоорганизовался, снял со стойки второй микрофон (один уже был у меня в руках) и, поднеся их оба к губам, свистнул, повторив всем известный подвиг одесской проститутки. Что тут началось! Я даже не могу передать. Только после моего вопля: «Это была распевка!» — воцарилась тишина и зазвучала моя песня. Я подпевал себе только руками и вмешался голосом лишь один раз: после припева:

А ты такой огромный, 
Как айсберг в океане,
Я с лучшими моржами
Бросаюсь за тобой.

Я пояснил — моржи, это сокращение от «морда жидовская». Успех был потрясающий, но я еще не оправился от испуга на эстраде и некоторой обиды на МА. Он подошел после капустника со словами: «Мишенька, поздравляю! Никто не верит, что это не была домашняя заготовка». — А если бы я растерялся? — Ну, что Вы, это ж невозможно, — в свое оправдание возразил МА.

Второй эпизод связан уже с празднованием юбилея самого Михаила Адольфовича. Один из его организаторов — Гера Пермитин — пригласил меня выступить и ответить на его вопросы, где он сравнивал Миллеровскую манеру чтения лекций и мою. Я постарался отвечать так, чтобы было «и вправду», и весело. МА эта часть выступления понравилась. Но дальше, после зачтения моего адреса, произошло нечто для меня непонятное — МА встал и сказал, что он никогда «вкусно не писал» (были такие слова в адресе). Листок с адресом остался на столе, а я сильно расстроился. Уже позже он мне сказал, что это было недоразумение. Других неуютностей в нашем общении я не припомню.

МА с интересом относился к моим поэтическим увлечениям. В частности, он познакомил меня с японскими хокку. Я написал несколько «современных хокку», некоторые ему понравились. Например, это трехстишие:

Мечутся тени.
Вскриком любви и смерти
Рвется тишина.

— Хорошо, — сказал МА, — но не Басе, — на всякий случай добавил он. Когда готовилась к печати моя первая книжка стихов, я подарил ему рукопись и уже в Сан Диего получил от него факс:

Мой дорогой калиф. М.Раб!
Ты на облезлый влез Парнас,
Убрав с него отхожий скарб,
Провел там классный Мастер-класс!
Всех до-сих-порышей затмив,
В загрудках — спазм, а в горлах — ком! —
Создал зациклы аритмий
Синхронно со своим движком!
Среди взращенных строк и строф
Стал круто-нежн и нежно-крут,
И континенты всех цветов,
Тебя любя землетрясут!

Когда я навещал его во время своих приездов в Нижний, мы беседовали о науке, жизни здесь и там, и он всегда просил меня почитать что-нибудь из новенького.

МА обладал удивительным талантом сопереживания — и в периоды моих физических недомоганий, и в моменты психологических перегрузок. Я бережно хранил его тонкие школьные тетрадки, исписанные во время наших бесед синим фломастером, и письма ко мне и к моей жене Алене, когда она лежала в роддоме. К моему глубокому огорчению, весь архив в Нижнем пропал вместе с письменным столом, который нетерпеливая «домоправительница» Граня продала в неизвестные руки.

Я очень благодарен Судьбе за то, что мое становление происходило в научной среде, духовность которой определялась замечательными людьми — Андреем Викторовичем Гапоновым-Греховым и Михаилом Адольфовичем Миллером.

И сейчас, когда я пишу эти строки, МА вопросительно смотрит на меня со стены кабинета в Сан Диего в компании своего учителя и друга Михаила Львовича Левина⁶⁾ и его жены Наташи.

5 апреля 2013 года
Сан Диего Калифорния

Примечания к тексту

¹⁾ Миллер Михаил Адольфович (3.V.1924 — 18.IX.2004) — российский физик, д.ф.-м.н. Проф., зав. кафедрой электродинамики радиофизического факультета Горьковского ун-та. Выполнил цикл исследований, развивающий идеи импедансного описания электродинамических систем СВЧ диапазона, в том числе пионерские работы по теории поверхностных волн в замедляющих структурах и импедансным антеннам с частотным качанием луча. Руководил исследованиями в области физики взаимодействия излучения с плазмой, разработал концепцию усредненной пондероморной силы, часто называемой в отечественной и мировой литературе силой Миллера. Эта сила, действующая на заряженные частицы в неоднородных высокочастотных полях и играющая ключевую роль в современных проектах термоядерных реакторов, лазерно-плазменных ускорителей заряженных частиц и генерации излучений различных диапазонов (от радио до оптического), была впервые найдена в совместной работе А.В.Гапонова-Грехова и М.А.Миллера (1958). Создал научную школу в области радиофизики и физики плазмы. Ей принадлежит важный вклад в создание и развитие ряда фундаментальных направлений современной линейной и нелинейной электродинамики плазмы. За работы в области нелинейных волновых процессов в плазме М.А.Миллер и его ученики были удостоены государственной премии СССР 1987 г. Заслуженный деятель науки РФ. Он является редактором и соавтором перевода на русский язык «Трактата по электричеству и магнетизму» Дж.К.Максвелла. Занимался историей науки.

²⁾ Жерносек Светлана Денисовна — Заведующая аспирантурой Института прикладной физики Российской академии наук (ИПФ РАН)

³⁾ Гильденбург Владимир Борисович (род. 27 сентября 1936, Бобруйск) — советский и российский физик, специалист в физике плазмы. Заслуженный профессор кафедры электродинамики радиофизического факультета ННГУ. Научный сотрудник ИПФ РАН.

⁴⁾ Петелин Михаил Иванович — профессор, зав. лабораторией электродинамики и электронной оптики ИПФ РАН

⁵⁾ Андрей Викторович Гапонов-Грехов (родился 7 июня 1926 г.) — российский физик, академик РАН, основатель Института прикладной физики в Нижнем Новгороде, Герой Социалистического Труда, Лауреат Государственных премий СССР, доктор физ.-мат. наук.

⁶⁾ Михаил Львович Левин — физик-теоретик, педагог и историк науки (прежде всего, исследователь истории электродинамики). Один из основателей школы отечественной радиофизики в Нижнем Новгороде. Под редакцией М.Л. Левина был впервые в полном переводе на русский язык издан знаменитый «Трактат об электричестве и магнетизме» Максвелла.

Ранее мы печатали у себя стихи из разных книг под названием «Кладу строфу на музыку души» Михаила Рабиновича, физика-теоретика, член-корреспондента Российской Академии наук, ныне работающего в Калифорнийском университете, Сан–Диего (США), автора нескольких сборников стихотворений.

А на этой странице — эссе Бориса Лукьянчука, посвященное автору: «Колесо времени или В орбите MIRa».

В Интернете можно прочитать «Миллериану» — страницу вэб-института «ИнтелТех», посвященную профессору Михаилу Адольфовичу Миллеру. В том числе и стихи из его книги «Всякая и не всякая всячина, посвященная собственному 80-летию» (издана в Нижнем Новгороде в 2005 г.).

Мария Ольшанская