Лев Островский

Встречи с бывшим диктатором

(очерк)



Сперва небольшая прелюдия. Мне довелось жить и в кровожадную сталинскую эпоху, и в «вегетарианские», по выражению Ахматовой, послесталинские годы. Что такое советская власть, я начал понимать, еще будучи подростком, при Сталине – хватило «дела врачей» – но окончательно прозрел только в 1956-м, после знаменитого доклада Хрущева, который нам зачитали в невероятно душной от тесноты университетской аудитории. Многие из нас воспряли духом после этого доклада, думая, что вот теперь прибавится нормальности и свободы, пусть и в «социалистических» рамках. Первым ударом по этой вере были так называемые «венгерские события» того же 1956 года. Нам было мало о них известно – в стране почти ничего об этом не публиковалось – но было ясно, что происходит что-то серьезное, да и «вражеские голоса» иногда пробивались сквозь шум глушилок, установленных, как все знали, на трех высоченных мачтах неподалеку от центра города.

Где-то в поздних 1960-х я получил первую в жизни квартиру в горьковской многоэтажке, недалеко от центра города, кажется, на четвертом этаже. Будучи с утра до позднего вечера на работе, я мало кого знал из соседей по дому, да и мало ими интересовался. Одного из них – маленького, лысого, улыбчивого старичка еврейской внешности, жившего на втором этаже, я встречал во дворе, здоровался, иногда перебрасывался малозначащими словами, и замечал его не очень ясный для меня акцент. Несколько больше он меня заинтересовал, когда моя первоклассница-дочка рассказала, что его жена – якутка, зовут ее Феодора Федоровна, и что она учит детей всяким поделкам где-то в подвале, и дочка тоже начала туда ходить. Впрочем, я был слишком занят, чтобы пытаться узнать больше об этой паре, да и вообще был не любопытен в том, что касалось жизни посторонних.

Но однажды мне зачем-то понадобилось зайти в ЖКО и посмотреть мою прописку в домовой книге. Думаю, все кто живет в России и те, кто уехал, знают, что такое ЖКО и что такое прописка – несмотря на попытки ельцинских времен, ее до сих пор не отменили, а лишь преобразовали в «регистрацию». Листая книгу, среди данных о жильцах я наткнулся на такую запись:

«Ракоши Матвей Иосифович, … Прописан … 1968. Прибыл из…» – не помню точно города, кажется, из Краснодара (после узнал, что на самом деле из Арзамаса, но такой записи не было).


Оказывается, я жил в одном доме с бывшим коммунистическим вождем Венгрии Матиасом (Матьяшем) Ракоши! Это имя было знакомо со сталинских времен: тогда оно называлось в числе первых в списке вождей «стран народной демократии». Значит, во время восстания его убрали подальше, в СССР, и не в Москву, а в Горький, закрытый тогда для иностранцев. Задним числом напрашивается аналогия с Сахаровым, которого тоже, лет на пятнадцать позже, сослали в Горький, все по той же причине его закрытости, хоть эти два человека и были, мягко выражаясь, антиподами. Жизни ему оставалось немного. Он, видимо, уже был болен, по крайней мере, лежал в нашей «спецбольнице» для привилегированных (в разной степени) граждан со знакомым моего знакомого, откуда я узнал, что он (Ракоши) по-прежнему любит и защищает Сталина. Он умер в 1971-м, после чего его вдову сразу куда-то переселили, а квартиру опечатали.

Дальше немного о том, что я узнал много позже (все это, сейчас наверняка доступно в Интернете). Ракоши (Розенфельд) был шестым ребенком в бедной еврейской семье. В первую мировую воевал, попал в плен, вступил в компартию Венгрии. Был наркомом в правительстве Белы Куна, командовал Красной Гвардией и армией. Работал в Исполкоме Коминтерна. Вернувшись в Венгрию, был арестован, отсидел сперва более восьми лет, а потом приговорен к пожизненной каторжной тюрьме. Казалось бы – тут и птичке пропасть. Но в 1940-м Советское правительство обменяло Ракоши на… трофейные знамена, захваченные царской Россией при подавлении венгерской революции 1848-49 гг. Вот такой был ценнейший кадр! Вернувшись в Венгрию после войны, возглавил компартию, а с 1949 – страну.

Ракоши стал «лучшим учеником Сталина», установил тотальную диктатуру, были заведены досье на миллион жителей (10 с лишним процентов населения), включая стариков и детей. Из них 650 тысяч подверглись преследованиям. И, конечно, наш герой (хоть и еврей) начал кампанию против «сионистов», в ходе которой (вкупе с другими обвинениями) был расстрелян глава МВД Ласло Райк (нееврей). За 2,5 года в стране с населением 9,5 млн. были возбуждены дела против 1,5 млн. человек.

После смерти и «разоблачения» Сталина в Москве решили, что Ракоши излишне фанатичен, его сняли с поста главы правительства, а после восстания вывезли в СССР, где он жил с супругой в Москве, Краснодаре, Киргизии, Арзамасе и, наконец, в Горьком, где и умер.

С 1944 года Ракоши был женат на советской гражданке Феодоре Фёдоровне Корниловой, уроженке Якутии и дочери якутского самодеятельного композитора, хормейстера и педагога Фёдора Григорьевича Корнилова. Проживая в Венгрии, супруга Ракоши хорошо усвоила венгерский язык и культуру, за что пользовалась уважением в семьях руководителей ВНР. Опекала семьи советских дипломатов, и вообще, похоже, была неплохим человеком. Умерла в Москве в 1980-м. Kстати, ее сын от первого брака впоследствии стал проректором Плехановской академии.

Я привел все эти, ныне легко доступные, сведения только потому, что они лишний раз показывают, что, вопреки пословице, зачастую «место красит человека». Немало жестоких диктаторов оставались бы в пределах нормальности, не попади они, иногда случайно, на вершину властной пирамиды, где побеждала темная сторона нх натуры, возможно, прнсущая многим обычным людям. Гитлер в молодости рисовал и пытался поступить в хуложественную школу, но его не приняли. Ах, если бы приняли! История могла бы пойти по-другому. Вероятно, нашелся бы другой диктатор на его место, но последствия могли оказаться все-таки не настолько жуткими. Франко был хорошим художником. Mao Цзедун писал стихи. Сталин тоже, и неплохие – сам читал. Пол Пот, уничтоживший, возможно, наибольший процент своего народа в новой истории, преподавал в университете, и студенты его любили за доброту. Кадаффи был любящим отцом десяти детей, включая двух приемных.

Так и мой недолгий сосед Ракоши. Не знаю, какие особо человеческие свойства он имел в молодости (как минимум, был лично смелым человеком и любил жену), но к концу жизни был (или казался) добродушен, без видимых претензий на былое величие. Похоже, его жизнь в СССР после 1956 года была унизительной…


Sic transit gloria mundi!

Так проходит мирская слава (лат.)



В оформлении публикации использованы фотографии из разных сайтов в Интернете.


Очерк Бориса Лукьянчука «Физик и лирик Лев Островский (из цикла очерков о российских ученых за рубежом)» читайте на этой странице.


На странице «Наши авторы» вы можете найти ссылки на ранее опубликованные в нашем журнале циклы стихотворений Льва Островского.

Мария Ольшанская