Эти портреты привлекают к себе сразу. Крупный план, нетвердый, «плывущий» контур, лапидарность и даже грубоватость линий — своеобразный шаржевый примитивизм, напоминающий детский рисунок, в котором есть ироничное простодушие, возможное лишь при полной свободе выражения отношения автора к людям и лицам.
В. Маяковский, 1924Н. Асеев, 1924
С. Третьяков, 1924А. Крученых, 1924 (2), 1925
О. Брик, 1924М. Левидов, 1924 (3)
В. Брюсов, 1925В. Шкловский, 1923
А. Ахматова, 1920-еС. Есенин, 1926
И. Северянин, 1920-еД. Петровский, 1920-е
А. Белый, 1920-еИ. Сельвинский, 1925
М. Кольцов, 1924
В синяковской галерее их много, и большинство моделей художницы хорошо знакомы по фотографиям и портретам признанным, известным, канонизированным. «Камея» — Ахматова и грустно-меланхоличный Пастернак, ораторствующий Маяковский и юношески лиричный Есенин, улыбчивый Шкловский и спокойно-уверенный Асеев… Теперь кажется, что беря за основу портретную классику, Синякова как бы иронизировала над зрительским восприятием, шаржируя то, что становилось каноном, превращалось в традицию. И это вполне объяснимо: вызов общепринятому, свойственный левому искусству и, конкретно, тому литературно-художественному кругу, которому была близка Мария Михайловна, не мог не проявиться в творчестве молодой художницы, был вполне «в ее стиле».
Сегодня строгою боярыней Бориса Годунова Приплыли вы, как лебедь в озере, Я не ожидал от вас иного, И я забыл прочесть письмо зари… Мы вместе сидели на скошенном жите, Здесь не было «да», но не будет и «но», Что было — забыто, что будет — не знаем, Здесь Божия Матерь мыла рядно И голубь садился на темя за чаем.
Так в поэтических образах В. Хлебникова, созвучных декоративно-праздничным акварелям ранней Синяковой, запечатлен ее чуть загадочный образ.
«Синие оковы» семьи Синяковых воспеты многократно («Вот 5 сестер, парящих в воздухе…»), их дом в Харькове, и в Красной поляне, и в Москве привлекал своей открытостью, приверженностью идеям литературного и художественного авангарда, эксцентричностью и независимостью сестер. «Синяковых пять сестер. Каждая из них по-своему красива. Жили они раньше в Харькове… В их доме родился футуризм. Во всех них поочередно был влюблен Хлебников, в Надю — Пастернак, в Марию — Бурлюк, в Веру — Петников, на Оксане женился Асеев», — вспоминала Л.Ю. Брик*. И хотя слова о футуризме могут тут показаться спорными — впоследствии они были исключены из текста, — это нисколько не умаляет известности дома Синяковых как пристанища новых проектов и начинаний.
*ЦГАЛИ, ф. 336, оп. 5, ед.хр. 153
Здесь складывался кружок «Лирика», выросший в литературное объединение «Центрифуга» во главе с Г. Петниковым и С. Бобровым, к которому затем примкнули Б. Пастернак, К. Большаков, у сестер бывали В. Маяковский, В. Каменский и Д. Петровский, художники харьковской группы «Союз семи».
[«Синие оковы» — поэма Велимира Хлебникова, написанная в марте — апреле 1922 года, посвящена сестрам Синяковым (заглавие восходит к фамилии адресатов) — Мария Ольшанская]
О своей встрече с Марией Синяковой в 1915 году Л.Ю. Брик писала особо: «Мария поразила меня красотой, она загорела, светлые глаза казались белыми на темной коже, и на голове сидела яркая, кое-как сшитая шляпа» **.
**Там же
Необычной красоте и экстравагантности молодой художницы вполне соответствовал и ее независимый нрав, проявлявшийся столь же ярко и неожиданно. «Рано утором я и Мария шли по Тверскому бульвару, — рассказывает К.М. Асеева. — У Марии в руках была красная роза. Нам встретился красивый высокий молодой человек, — это был Маяковский. Он подошел к нам со словами: «Деточка, почему у вас в руках такой пошлый цветок?» На что Мария ответила:
— Цветы не могут быть пошлыми.
Маяковский улыбнулся и спросил:
— А не хотите ли пойти на вечер футуристов в Политехнический музей? Там будут выступать все футуристы: Бурлюк, Крученых, Хлебников, Каменский и другие.
Мария обрадовалась приглашению, и вечером мы отправились в Политехнический…»*
* Асеева К.М. Из воспоминаний «Воспоминания о Николае Асееве», М., 1980, с.14
Таков облик молодой Синяковой — многообещающей, одаренной самобытным талантом художницы, участницы выставок «Союза молодежи», в двадцатые годы уверенно пробующей себя в книжной графике (ее работы демонстрировались на международных выставках в Лейпциге, Кельне, Париже), еще заметной в тридцатые (иллюстрации к Маяковскому, Асееву, детские книги), а затем почти исчезающей из поля зрения современников, на многие годы лишенной зрителя, творческих контактов… Ей приходилось раскрашивать игрушки, работать на полиграфической фабрике, делать плакаты для нового университета, рисовать лекарственные растения к медицинскому атласу — все это со скрупулезной тщательностью перечислено художницей в листке по учету кадров в графе «Творческая и общественная деятельность», когда в 1956–1958 годах решался вопрос о восстановлении ее членства в МОСХе, из которого она была исключена в 1952-м. Но ни в одном самом пространном перечне своих занятий и работ Мария Михайловна не называет тех шаржированных портретов, с которых мы начали свой рассказ. То ли жанр казался «неподходящим», то ли упоминание имен, а может, в большей своей части приобщенные к коллекции А.Е. Крученых, они оказались забытыми автором? И все же: для чего они создавались, были ли предназначены для печати (опубликовано всего несколько портретов деятелей театра в журнале «Новый зритель», №40 за 1926), с какой целью иногда «тиражировались» вручную — переводились на кальку?
Не на все вопросы удалось найти ответ, но поиск был увлекательным и начался с журнальной вырезки — фотографии фрагмента выставки с книгами В. Маяковского и шаржами Синяковой на участников ЛЕФа, вклеенной на одной из первых страниц альбома художницы, составленного, по всей видимости, А.Е. Крученых из ее рисунков 1923–1932 годов. Здесь же карандашом помечено: «На выставке революционной книги 1924». Дата оказалась неточной, выставка, которую готовила Российская Академия Художественных наук, к 20-летию революции 1905 года, открылась 25 января 1925 года. Попутно заметим, что пресса, информируя о подготовке выставки, представляющей многочисленные рабоче-крестьянские кружки и объединения, профессиональные писательские организации от «суриковцев» до МАППа, вскользь упоминала о «так называемых попутчиках» и ни словом не обмолвилась о ЛЕФе и его участниках. Анонс об открытии выставки в журнале «Жизнь искусства» №5 за 1925 год даже озадачивал: «На выставке представлены русская марксистская критика, уголок Ленина, уголок 9 января, творчество А. Луначарского, М. Горького, Д. Бедного, пролетарская и крестьянская литература и т.д.». Может быть, речь идет о какой-то другой выставке, и ЛЕФ, а вместе с ним и рисунки Синяковой здесь ни при чем? И только фоторепортаж В. Савельева в журнале «Прожектор» №3 за 1925 год, выходившем под редакцией А. Воронского и Н. Бухарина, дал возможность заглянуть в здание бывшей Поливановской гимназии, где в трех небольших комнатах разместилась выставка революционной литературы, отразившая творчество более чем 250 писателей и панораму литературной жизни двадцатых годов: «Октябрь», «Кузница», те самые «Попутчики» и, наконец, знакомое фото со стендами ЛЕФа, где над книгами В. Маяковского — шаржи М. Синяковой на него самого, Н. Асеева, С. Третьякова, Б. Пастернака, Н. Чужака и др.
Трудно сказать, делались ли эти шаржи специально для выставки (они объединены общей нумерацией), или изначально возникли в кругу дружеского общения, были освоением нового жанра или просто увлечением. Но определенно, в течение почти десятка лет они имели некоторую литературную известность, чему, безусловно, содействовал А.Е. Крученых, собравший не один альбом с писательскими автографами, фотографиями, рисунками. В 1928—1929—1930 годах он трижды издал мизерными тиражами на стеклографе сборник «Турнир поэтов» — пародии, экспромты, рифмованные забавы, словом, то, что вносило юмор, шутку в литературный быт и продолжало старую традицию подобного рода альбомов. Они не могли быть неизвестны М.М. Синяковой. Напротив, порой кажется, что многие ее шаржи иллюстрируют шутки поэтов и, наоборот, рисунки дают толчок рифмам. Так, строки Крученых, посвященные Маяковскому:
Красноустый
желтокофтский
Фразовержец
Маяковский, —
могли бы служить подписью к его портрету у Синяковой, а шарж на С. Третьякова словно выполнен (не без участия самого поэта) «по мотивам» эпиграммы на него:
Лирический кондор
Третьяков
Сережа,
иглою зонда
треть веков
корежа,
извлек кучу медяков —
пятаков и третьяков —
и швыряет в пошляков.
Самого Алексея Елисеевича Крученых — Альвека — Синякова рисовала неоднократно, была автором прекрасных иллюстраций к его «уголовному роману» «Разбойник Ванька-Каин и Сонька-маникюрщица», мастерски, с великолепным чувством юмора переведя крученыховскую заумь в примитивно-пародийные образы.
Возможно, что в обширной коллекции «Алексея Калиты альбомов и Третьякова иконографии литературы русской» синяковский альбом был в числе первых, пополняясь (не по заявке ли собирателя?) другими листами с шаржами Северянина, Брюсова, Белого, Бедного и др. — людей, с которыми Мария Михайловна не только не была дружна, но и вряд ли общалась лично. И тогда на помощь приходили фотографии. Поскольку шарж — это прежде всего остро выявленный характер, в задачу карикатуриста входит изобразить то, что передает суть человека, отказавшись при этом от случайного, не важного. Усилить основное и отбросить лишнее по фотомодели удавалось не всегда. В таких рисунках шаржевая характерность проявилась слабее, акценты порой грубоваты. И тем не менее, этот же прием — перенос фотоизображения в графическую плоскость — был нов и оригинален в офортах художницы к поэме Н.Н. Асеева «Маяковский начинается» (1940). Художественные изображения известных фотопортретов Маяковского, Хлебникова, Асеева, Пастернака, помещенные в пространственную среду иллюстраций, звучат здесь иначе, выразительно подчеркивают живую реальность персонажей поэмы.
Это была одна из последних работ М.М. Синяковой в книжной графике, оказавшаяся символическим итогом первой половины ее жизни, прощанием с тем тающим кругом друзей и близких, чьи портреты она исполняла когда-то в неприхотливой манере шаржа…
Л.К. Алексеева
Автор выражает признательность И.В. Синяковой, А.М. Крюковой, сотрудникам ГТГ Приймак Н.Л., Астафьевой М.В. за содействие в подготовке публикации.
Синякова-Уречина Мария Михайловна (1890–1984)
В 1909–1910 годах М. М. Синякова входила в харьковскую группу-студию «Будяк» (чертополох, сорняк), объединявшую художников «левой» ориентации. В 1909–1911 годах она состояла также в группе харьковских художников «Голубая лилия», возникшей при студии выпускника Академии Художеств Е. А. Агафонова. В 1909 году группа провела одноименную выставку. Тогда же при ней был организован театр-кабаре «Голубой глаз», где ставились пьесы А. Блока, П. Потемкина, С. Городецкого и др., читались лекции по искусству. (Золотой век художественных объединений в России и СССР (1820–1932). Справочник. Пб., 1992. — с. 34, 54)
Статья Л.К. Алексеевой «Шаржи Марии Синяковой» упоминается в библиографии всех работ, посвященных творчеству художницы. Текст статьи печатается по журналу «Литературная учеба», книга вторая, 1990 г.
Рассказ о сестрах Синяковых «О музах сохраняются предания…» можно прочитать в нашем журнале (рубрика «Истории от Марии О.») — Мария Ольшанская
