Владимир Шлаин

«Век Просвещения» Алехо Карпентьера

(эссе)

Нет ничего опаснее пышных фраз
и лучших миров, что существуют только на словах.
Нашу эпоху буквально затопляет поток слов.
Есть лишь одна обетованная земля – та,
которую человек может обрести внутри самого себя.
(Алехо Карпентьер. «Век Просвещения»)

Не правда ли, сильное и умное мужское лицо, чем-то напоминающее лицо знаменитого французского киноактера Жана Габена? Честно говоря, о кубинском писателе Алехо Карпентьере я слышал давно, но все, что было связано с «Островом Свободы», из которого жители на всем чем можно, даже на надувных матрасах, бежали в близлежащую Флориду, вызывало у меня оскомину: «Вива Куба», «Янки го хом», «Но пасаран»,и т.д. и т.п. Особенно надоели безумные бородатые вожди, один из которых с пеной у рта мог двадцать четыре часа без остановки произносить речь, а другой (героическая физиономия которого смотрела с каждой майки) пытался поднять вооруженное восстание в любой точке земного шара, включая леса Боливии, подобно нашему картавому вождю (столетие деяний которого мы будем скоро отмечать), ставившего вопрос перед цюрихскими социалистами о вооруженном восстании в Швейцарии.

Незадолго до отъезда из России я случайно натолкнулся в одном из толстых журналов (по-моему, это была «Иностранная литература») на совершенно удивительную, блистательную повесть Карпентьера «Концерт Барокко». Трудно даже определить жанр: то ли это повесть, то ли поэма, то ли историческое эссе, то ли музыкальное произведение.

В «Концерте Барокко» время сведено в точку: Гендель, Вивальди и Скарлатти пируют на могиле Стравинского, а потом наблюдают похороны Вагнера; и сквозь музыку Вивальди пробиваются ритмы джаза и труба Луиса Армстронга. С огромным юмором описана постановка оперы Вивальди «Монтесума», где все переврано: вождь ацтеков Монтесума выходит в испанском наряде, полководец Монтесумы оказывается женщиной, у которой любовь с испанским аристократом, и т.д. и т.п. Мысль автора: объективная история не существует, а есть только сказка-миф для каждого поколения, которой художники пичкают людей.

По приезде в Израиль было уже не до чтения, много времени понадобилось на то, чтобы встать на ноги, и постепенно появилась отвычка от чтения. Но тут, когда я уходил с предыдущей работы, коллеги, прознав, что на новую я буду ездить на поезде, подарили мне электронную читалку. Я первым делом перечитал все у моего любимого Гарсиа Маркеса, а также различные комментарии к его сочинениям. И тут я узнал, что он полностью переработал свой великий роман «Сто лет одиночества», прочитав роман Алехо Карпентьера «Век просвещения». Я заинтересовался биографией Карпентьера и оказалось, что кубинцем его можно назвать довольно условно.

Алехо Карпентьер (Alejo Carpentier y Valmont), писатель, журналист, музыкант и музыковед, родился в начале двадцатого века в Швейцарии, отцом его был французский архитектор, а мать — русская учительница Лина Бальмонт, родственница известного поэта Константина Бальмонта. Детство он провел на Кубе. Затем изучал теорию музыки во Франции. Вернувшись на Кубу, по молодости примкнул к движению, близкому к компартии Кубы, за что и отсидел полгода в тюрьме при очередном кубинском диктаторе. Тайно эмигрировал во Францию. Потом жил в Венесуэле. При Фиделе вернулся на Кубу и стал культурным атташе Кубы во Франции. Умер в Париже в 1980 году. Судя по его произведениям, его политические взгляды проделали эволюцию от леворадикальных до полного политического скепсиса.

Действие романа с ироническим названием «Век Просвещения» происходит в конце 18 века во времена Великой Французской Революции (Liberté, Égalité, Fraternité — либерте, эгалите, фратeрните — свобода, равенство, братство). Роман очень большой (я уже отвык читать такие), не всегда художественно равнозначный и цельный. Так, на мой взгляд, любовная линия написана слабее, чем историко-философская, но, тем не менее, он произвел на меня мощное впечатление. Приятно читать очень умного и энциклопедически образованного человека. Вообще «веком просвещения» во Франции называют 18 век, когда царили такие великие философы, как Вольтер, Монтескье, Жан-Жак Руссо, Дидро, Ламетри, Гольбах. Век просвещения закончился принятием «Декларации прав человека и гражданина» и… ужасами Великой французской революции.

Книга начинается с апокалиптической картины рассекающего волны корабля, на носу которого установлена страшная машина-гильотина, символ высшей революционной справедливости и человеческой безжалостности — апофеоз «века просвещения».

«Теперь вокруг нее уже не развевались стяги, не слышна была барабанная дробь и клики толпы; она не ведала ни волнения, ни гнева, ни слез, ни опьянения тех людей, что окружали ее там наподобие хора античной трагедии, когда скрипели колеса тележек, катившихся к одному и тому же месту, и ритмично били барабаны. Теперь Машина, точно дверь, открытая в ночь, одиноко возвышалась над резною фигурой, укрепленной на носу корабля, и ее освещали отблески широкого косого лезвия, а деревянный каркас, казалось, обрамлял звездную панораму».

В романе два главных действующих лица: юноша Эстебан (образ самого автора, перенесенного во времени), который от увлечения красивыми революционными идеями, насмотревшись на революционные будни, приходит к пониманию того, что человек — самое мерзкое существо на земле, и реальный исторический персонаж Виктор Юг (Hugues) (1761–1826), комиссар французского Конвента на острове Гваделупа и впоследствии губернатор Французской Гвианы. В романе есть еще женский персонаж, кубинка София, которую любят оба главных героя. Однако, по моему мнению, этот женский образ получился художественно слабее, хотя «плоть» бьет через край.

Герои романа по ходу действия перемещаются с Кубы во Францию, потом на остров Гваделупа, Французскую Гвиану, и в Испанию. Откровенно говоря, я не знал (или давно забыл) где находится Гваделупа. Оказалось, что Гваделупа — это двойной остров в череде Малых Карибов в относительной близости от побережья Венесуэлы и совсем близко от острова Мартиника, где родилась Жозефина, будущая жена Наполеона Бонапарта (дочь плантатора и, скорее всего, мулатки, — отсюда и страсть к многочисленным любовным похождениям).

Так о чем этот роман? Если сформулировать кратко: об опасности политического романтизма, романтических лозунгов и романтически красивых идей, навеянных великими просветителями. Лозунги, которые, столкнувшись с реальностью, с попыткой их воплощения грешными и часто глупыми людьми, во времена революций становятся противоположностью самим себе. Под их знаменем творятся ужасные вещи, проливается море крови и калечатся судьбы людей, рушится устоявшаяся мораль и религиозные основы, а затем следует страшное духовное человеческое разложение. Недаром роману предшествует эпиграф из книги каббалистов «Зоар» (сияние): «Слова не падают в пустоту».

Читая роман поражаешься, насколько русская революция была точной калькой того, что происходило чуть более ста лет ранее во Франции. Начиная с попытки экспорта революции в Испанию, которая с треском провалилась, убийством монаршей четы, богоборчеством и казнью священников — аналогом сталинского ГУЛАГа во французской Гвиане, где встретились жертвы революции и их палачи, а затем палачи палачей.., взаимное, почти поголовное самоистребление лидеров революции. Иностранцы, которые приехали поддержать революцию, сначала считались иностранными «друзьями свободы», а затем их стали подозревать в шпионаже. Знакомо?

Ощущение, что революции развиваются по законам физики. Наверное потому, что люди остаются теми же: нисколько не умнее и не лучше, несмотря на технический прогресс, ничего не помнят и ничему не учатся.

Очень интересна биография Виктора Юга, и сам он интересен, как характерный человеческий тип во времена революции. Он начинал как успешный негоциант на островах Карибского бассейна и быстро богател. Затем вступил в ложу франк-масонов. Когда началась Великая французская революция, вернулся во Францию и примкнул к самой радикальной части якобинцев. Входил в круг доверенных лиц Робеспьера, был ярым сторонником революционного террора, призывал установить гильотину прямо в зале суда, чтобы немедленно казнить врагов народа после оглашения приговора. Он был назначен комиссаром французского Конвента на Гваделупe и отплыл на остров, погрузив на корабль гильотину. Подплыв к месту назначения, он обнаружил, что остров захвачен англичанами. И тут он проявил себя как талантливый военный и политик, сумев организовать поддержку местного населения и выбить с острова англичан. Английского генерал-губернатора, попавшего в плен, он казнил: ведь тот был «врагом свободы»… Затем Виктор объявил всеобщую свободу и отмену рабства. После этого он установил на площади гильотину и стал казнить священников и белых плантаторов. Местному населению очень полюбилось это зрелище и площадь превратилась в место развлечения: возник импровизированный рынок, появились кабаки и публичные дома — так весело смотреть, когда кому-то отрубают голову, заодно и прикупить что-нибудь или провести время в обществе любвеобильных дам! Экономика острова держалась на выращивании сахарного тростника. После освобождения негры, естественно, прекратили работать на плантациях, — экономика немедленно рухнула. Тогда Виктор Юг велел «свободным гражданам» работать на плантациях в обязательном порядке, а отлынивающих — гильотинировал. Такого не было даже при плантаторах — вот такое получилось либерте с фратeрните! Вскоре пришло известие, что безумный Робеспьер свергнут и гильотинирован, но никаких указаний о смене власти в колониях не поступило. На какое-то время пришедшая к власти Директория забыла про Гваделупу (было не до нее — начался белый террор), образовался вакуум власти. Тут Виктору Югу пришла в голову гениальная идея — заняться пиратством в Карибском бассейне, а почему бы и нет? — ведь свобода, а бога нет! Грабили все без разбора торговые суда, и остров стал богатеть и процветать. Виктор Юг тоже стал богатеть. Однажды пираты захватили дрейфовавший в открытом море, набитый чернокожими рабами корабль, среди которых были и женщины. Оказалось, что негры подняли восстание и выбросили команду за борт, но что делать далее — не знали. Захватившие корабль французы немедленно, под всеобщий восторг, объявили негров свободными гражданами и подарили им революционные трехцветные кокарды. Когда освобожденные рабы прибыли на остров, то темпераментное, вкусившее прелести свободы и равенства местное население стало пытаться насиловать прибывших женщин. Негры взбунтовались. Их опять заковали в колодки и продали в рабство голландским купцам. Вот тебе и Вольтер с Жан Жаком Руссо и Дидро вместе взятые… Деламбера бы не позабыть!

И вот, наконец, метрополия вспомнила о своих заморских владениях и вполне осталась довольной деятельностью своего блудного сына. Но тут случилась незадача — среди кораблей, захваченных пиратами, оказались корабли новой нации: Соединенных Штатов Америки. А американцы — народ серьезный, и это привело к квазивойне во времена правления второго американского президента Джона Адамса: в течение двух лет американские и французские военные и торговые корабли вели настоящие бои в Карибском море и у восточного побережья Соединенных Штатов (квазивойной этот конфликт был назван потому, что не было формального объявления войны).

Но Виктору Югу удалось выйти сухим из воды, вероятно, дал хорошую взятку князю Талейрану. С приходом к власти Наполеона Бонапарта Виктор Юг стал губернатором Французской Гвианы (заморский департамет Франции, расположенный на северо-востоке Южной Америки). С XVIII по XX век Гвиана (столица Кайенна), служила местом политической ссылки и каторги. Из-за тропического климата и распространения тяжёлых лихорадок считалось, что у ссыльного в Кайенну мало шансов выжить. Люди умирали, как мухи. Из-за джунглей и болот, окружавших Гвиану, было очень трудно бежать оттуда. Каторжную тюрьму Синнамари называли «сухая гильотина» (помните, в сталинских лагерях лесоповал назывался «сухим расстрелом»?). Во времена губернаторства Виктора Юга состоялся конкордат Наполеона и римского папы Пия VII, по которому католицизм был вновь объявлен религией большинства французов. И Виктор Юг с той же энергией, с которой казнил священников, начал возвращать католицизм. Автор справедливо замечает: стоило ли убивать миллион человек, чтобы в результате вернуться к тому же самому. А далее (как уже апофеоз либерте, эгалите, фратeрните) — указом Наполеона было восстановлено рабство в заморских территориях Франции. Негров по приказу Виктора Юга снова заковали и загнали в бараки для рабов, а тех, кто оказывал сопротивление, солдаты самой свободной страны Европы, принявшей «Декларацию прав человека и гражданина», с неподражаемым французским изяществом вешали гроздьями на деревьях. Но неблагодарные рабы в один прекрасный день сбежали в джунгли, отравив при этом скот. Для них джунгли были родным домом, и они образовали там целые деревни. Виктор, конечно, организовал карательную экспедицию с артиллерией и с собой во главе. Но оказалось, что пушкам сложно воевать с деревьями, а лук, стрелы и постоянные засады в условиях джунглей не менее эффективны, чем огнестрельное оружие. И вот доблестная французская армия, понеся огромные потери вернулась восвояси, неся на носилках тяжело больного Виктора Юга. Следуя роману, любившая его кубинка, насмотревшись на все это, бросила его и вернулась на Кубу, а он еще долго был губернатором, прожив по тому времени относительно долгую жизнь.

И вот я задаю себе вопрос: а что двигало этим безусловно способным и даже талантливым человеком? Жажда денег? — не думаю, ведь он был очень успешным негоциантом. Убеждения и фанатизм? — точно нет, ведь на всем протяжении своей жизни он боролся за совершенно противоположные идеи. А может, просто избыток энергии, не ограниченной моральными и религиозными принципами? Мне кажется, что на сломе истории природа сама порождает таких людей, и когда их становится много — жди большой беды!

В романе фигурирует также один из лидеров французской революции, председатель конвента «глашатай свободы» Бийо Варенн (Billaud-Varenne) (1756–1819). Волею судеб оказавшись в Гвиане, выжил, подружился с губернатором и даже стал прикупать рабов для обработки приобретенной им земли.

Роман «Век Просвещения» был закончен в 1962 году, так что прошло более полувека с момента его выхода в свет, но как же он звучит актуально и в наш век романтического либерализма, когда «сладкое слово свобода» каждый воспринимает в меру своей испорченности! Понятие равенства доведено до абсурда фальшивой «политкорректностью», зачастую превращающуюся в расизм с обратным знаком, безумным феминизмом, который сделал несчастными многих женщин, оторвав их от детей и семьи, разрушив их личные судьбы в угоду дурацким идеям гендерного равенства. Ну а братство в современном мире, как мы видим, просто зашкаливает! С ближайшими соседями бы разобраться!

И вот опять, целая страна, поддавшись красивым и романтическим лозунгам, пытается вытоптать культуру и искоренить язык, на котором поднялась, оскверняя надгробия павших солдат, переписывая историю, возводя в ранг героев откровенных военных преступников. А что дальше? Ведь «слова не падают в пустоту».

Ссылки на все публикации Владимира Шлаина из Хайфы, Израиль, в нашем журнале — на странице «Наши авторы».

Мария Ольшанская