Владимир Шлаин

Вронский, Каренина, Шахназаров…

(заметки)


«В сущности, из всех русских удовольствий
более всего понравились принцу французские актрисы,
балетная танцовщица и шампанское с белою печатью»
(Л.Н. Толстой «Анна Каренина»)

Скажу честно: отношения с «Анной Карениной» у меня складывались непросто, не так, конечно, фатально, как у Вронского, но осилить роман с первого раза мне не удалось. Был я тогда молод, студент первого курса, и взял роман с собой на «картошку», надеясь, что он скрасит мне вечернюю скуку. Но на Левине я «сломался». Подневольному советскому студенту, «давящему сачка» на уборке колхозной картошки, левинские идеи работы на земле и совместной косьбы со спившимися колхозниками не могли показаться такой уж заманчивой перспективой. Как-то Татьяна Толстая сказала, что есть поклонники Толстого и есть поклонники Достоевского — и вместе им не сойтись. Я, конечно, поклонник Достоевского. Всегда читал его взахлеб. В детстве родители заставляли меня читать «Детство. Отрочество. Юность» Толстого, и мне было безумно скучно.

Конечно как фанат кино я видел экранизации «Анны Карениной».


Экранизации

Анна Каренина, наверное, самый экранизируемый роман мира: от Европы и Индии до Латинской Америки более тридцати экранизаций. Сюжет, который очень легко превратить в дешёвую кино-мелодраму. А на мелодраму зритель всегда найдется. В роли Анны снимались такие знаменитые актрисы, как Грета Гарбо, Вивьен Ли, Алла Тарасова, Майя Плисецкая (фильм-балет), Софи Марсо.


Первая, немая экранизация (немецкая), появилась в 1910-м году (год смерти Толстого) и длилась 15 минут: вполне достаточно, чтобы влюбиться, сбежать от мужа и свести счеты с жизнью.

В 1948-м году была снята добротная английская экранизация в стиле классической английской кинодрамы. Сдержанная игра актеров (даже слишком), превосходное исполнение главной роли блистательной драматической актрисой Вивьен Ли («Леди Гамильтон», «Унесенные ветром», «Корабль дураков»). Но все-таки, чего-то фильму не хватало — может быть, России!

В 1953-м году вышла на широкий экран версия спектакля МХАТа в постановке Немировича-Данченко с Аллой Тарасовой и Павлом Массальским в главных ролях. Наверное, не надо было этого делать, ведь театр и кино — разные виды искусства, и крупные планы не всегда хороши для театральных актеров, а театральный форсаж голоса губителен для кино. Получились страсти пожилых людей, и когда пятидесятипятилетняя Тарасова (Анна) говорит пятидесятилетнему Массальскому (Вронский), что она беременна, то это звучит не очень убедительно. Играет Тарасова надрывно и с придыханием (в нашей семье Тарасову не любили). И, несмотря на великую МХАТовскую школу, фильм получился слишком однолинейным.


В 1967-м году зритель увидел фильм «Анна Каренина» классика советского кино Александра Зархи с Татьяной Самойловой в главной роли. Довольно приличная экранизация с «вахтанговскими» актерами. Самойлова — удивительная и совершенно необычная актриса советского кино, с очень тяжелой личной судьбой: сочетание чистоты, хрупкости и женского безумия, которое так притягательно действует на мужчин в период ухаживания и так тяжело в совместной жизни. Ее трудно назвать очень красивой, но глаза!.. Недаром она вызвала такой восторг на Западе после фильма «Летят журавли». Превосходно сыграл роль Стивы Облонского Юрий Яковлев. Его очень смешную саркастически легкомысленную реплику «Ах… Голос…» (в ответ на заявление графини Лидии Ивановны, что был голос свыше) я помню до сих пор. Хороша и убедительна была Ия Саввина в роли Долли. А вот Каренин в исполнении замечательного актера Николая Гриценко получился очень плоским: нудный и противный старикашка. Вронского играл любимец женщин Василий Лановой, и он изобразил обычного героя-любовника. Я вообще не люблю этого пафосно переигрывающего актера. Приходят на ум строки Николая Заболоцкого: «Есть лица, подобные пышным порталам, где всюду великое чудится в малом».


В 1997-м году вышла американская салонная мелодрама «Анна Каренина» с Софи Марсо в главной роли. Фильм снимался в Москве и Санкт-Петербурге с русскими актерами на второстепенных ролях. Красивая природа, шикарные дворцы. Очаровательная Анна надувает губки и целуется с красавцем Вронским. Получился краткий экскурс по роману, однако, с элементами отсебятины: у Анны вместо рождения дочери — выкидыш, Вронский передумал стреляться. Импозантный пожилой Каренин, судя по его дворцу, видимо, миллиардер. Периодически в фильме упоминается коммунистическая угроза. Такое глубокое знание истории американскими кинематографистами покоряет. В конце фильма, из-за тоски по сыну, Анна подсаживается на тяжелые наркотики, и в состоянии, явного «передоза» бросается под поезд. В финале фильма Левин декларирует, что жить надо добром. Получилось очень мило. Характеров, конечно, нет, да и зачем, когда кругом такая красота!



В 2009-м году отечественный кинематограф подарил нам совершенно безвкусную экранизацию Сергея Соловьева с Татьяной Друбич в главной роли. Операторская работа плохая — скучная картинка и бьющий в глаза красный цвет. Основные актеры, как минимум, вдвое старше их персонажей и, несмотря на звездный состав: Янковский (Каренин), Абдулов (Стива), Гармаш (Левин) — роли не получились. У Друбич не хватало драматического мастерства, Янковский и Абдулов были маловыразительны, а Гармаш походил скорее на деревенского алкоголика и на фоне молодой и симпатичной Кити смотрелся смешно. Может, такая была задумка режиссера-«приколиста»? В финале — оторванная рука Анны — жуть!




В 2012-м году английский режиссер Джо Райт и знаменитейший Том Стоппард, как сценарист, сделали свою нашумевшую версию «Анны Карениной». Получилась очень забавная экранизация с Кирой Найтли в роли Анны. Хотя авторы, по-видимому, делали ее всерьез. Все действие происходит в театральных декорациях, в зале театра, за кулисами, у театральной рампы. Вероятно, авторы фильма хотели выразить «свежую мысль» о том, что жизнь — это театр. Вронский внешне вылитый Лермонтов, Левин похож на сельского дьячка, а Каренин — в очках и с бородой — напоминает революционера-разночинца или руководителя марксистского кружка, но в финальных кадрах он уже похож на Антона Павловича Чехова. И, конечно, звучит «во поле березонька стояла». Во время эпизода скачек Вронский сваливается вместе с лошадью со сцены в партер и, поняв, что лошадь сломала хребет, безжалостно пристреливает ее на глазах у ошалевшей публики. Ради справедливости надо сказать, что Кира Найтли — замечательная актриса, до мозга костей женщина, однако во время бала, с красным пером в черных волосах и страстью в глазах, более походит на Кармен, чем на толстовскую героиню. Если бы я был Дмитрием Быковым, то немедленно выдвинул бы предположение, что Толстой написал «Анну Каренину» под влиянием оперы «Кармен» или, на худой конец, «Кармен-сюиты» Родиона Щедрина. Ведь утверждал же он, что Маркес написал «Сто лет одиночества» под влиянием Салтыкова Шедрина! Ну и, конечно, постельные сцены в фильме. Со всей ответственностью заявляю, что сексуальных сцен в романе не было, могу поклясться на чем угодно! Безусловно, они напрашивались, и можно было развернуть их в широкую панораму, но граф Толстой на это почему-то не пошел.


И вот в 2017-м году я посмотрел новый сериал Карена Шахназарова «История Вронского», и это заставило меня прочитать роман «от корки до корки».

Если фильм заставляет перечитать первоисточник, то это уже говорит в его пользу.

Шахназаров

Карен Шахназаров особняком стоит в советской кинематографии, и по своему мироощущению он близок мне. Не все его фильмы равноценны, но несколько из них, на мой взгляд, совершенно великолепны: «Курьер» имел огромный зрительский успех, хотя, казалось бы, очень локальная история о непутевом выпускнике школы, все время из себя что-то изображающего, насмехающегося над солидностью и фальшью окружающего мира и не хотящего его принимать в таком виде; или музыкальная трагикомедия «Мы из джаза», снятая с безупречным вкусом; «Город Зеро», сделанный в стиле черной комедии, где главный герой фильма приезжает в командировку в провинциальный город, в котором творится полный абсурд: солидные люди с умным видом несут какую-то ахинею, разыгрываются непонятные страсти, и главное, что из этого города невозможно уехать, как невозможно уехать от самих себя.

И вот, совершенно неожиданно он снимает сериал «История Вронского» по мотивам «Анны Карениной» и яркой документальной мемуарной повести известного писателя и врача военно-полевого госпиталя Викентия Вересаева «На японской войне», рисующей чудовищное разложение русской армии в период русско-японской войны 1904-1905 годов. Разложение не только солдатской массы, но и офицерской среды и генералитета (повальное пьянство, мародерство, хищения, бестолковщина, протекционизм).

Вересаев писал: «Особенно щедро награждались штабные, и против них в армии было сильное озлобление. Налетавшие в штабы из столиц офицеры со связями откровенно называли свои поездки в армию «крестовым походом».

Правда, у Шахназарова из повести взяты лишь малые эпизоды, но передано общее настроение пессимизма и подавленности. Поющей китайской девочки с некрасивым и загадочным азиатским лицом (к которой так привязался Вронский) в повести нет. Мне нравится авторская задумка: на фоне общей беды показать все еще болящую личную трагедию. Я думаю, что эту идею подсказала последняя, восьмая часть романа: замечательная сцена проводов русских добровольцев на балканскую войну (лично Толстой был против этого, считая, что надо заботиться о своей стране, а не о братьях-славянах). Шахназаров балканскую войну заменил японской, состарив Вронского (на мой взгляд, недостаточно).

На японской войне Вронский встречает зрелого сына Анны: Сергея Каренина, ненавидящего его и обвиняющего в смерти матери. Два человека, уставших от жизни и от безнадежной войны. Два человека, любивших одну и ту же женщину: один — как сын, а другой — как любовник, по жизни которых кровавым ужасом проехало ее самоубийство под колесами поезда. Сергей Каренин, будучи военным врачом, принимает под начало военно-полевой госпиталь, средоточие всех ужасов войны: стоны, боль, гной, ампутации, дизентерия, тиф, смерть… Вронский и Каренин начинают общаться и постепенно понимать друг друга. История Анны начинает складываться из их воспоминаний, и на ней лежит флер времени. У Шахназарова хватило вкуса не показывать сцену самоубийства, а только дьявольскую карету, несущуюся к смерти, и вокзал. Он сохранил лучшие сцены из романа: скачки, у постели умирающей Анны, сцена в театре, свидание с сыном. Небольшие, но предельно точно сыгранные роли y Алексея Каренина, Стивы Облонского и Долли. Левин и Кити в сериале отсутствуют — и это оправданно. Нечего им там делать!

Больше всего упреков досталось исполнительнице роли Анны молодой Елизавете Боярской, хотя, на мой взгляд, это ее лучшая роль, и она показала себя отличной драматической актрисой, ведь роль сложнейшая. Обычно выдвигают два вида упреков: первое — это не Анна. Мне кажется, тут довлеет стереотип Татьяны Самойловой, а у Боярской Анна другая: более резкая, менее женственная. Ну и что? Как будто кто-то Анну видел. У самого автора она разная: то очаровательная полная женщина, то истеричная и невыносимая. Второй упрек — она не аристократка. Думаю, мы не очень хорошо представляем, какие были аристократки. Наверное, разные, как и все люди. Шахназарову виднее, ведь он потомственный армянский князь (Шахназарян) из Нагорного Карабаха. Кроме того, кто внимательно читал роман, помнят, что Анна — не столичная аристократка, и Каренин вынужден был жениться на ней, когда был губернатором провинциального города. Он был поставлен в неудобное положение, и перед ним стал выбор: жениться или потерять карьеру.

Много интересных кадров: прекрасный русский пейзаж, Анна Каренина и Вронский на лошадях. Анна в богатой, изысканной одежде для верховой езды и очень бедно одетый крестьянин, и они внимательно смотрят друг на друга. Для крестьянина они инопланетяне. Два совершенно разных, непересекающихся мира — ни в материальном, ни в духовном смысле — и абсолютно не способных понять друг друга. Или сцена, когда Сергей Каренин, поговорив с Вронским, хирургической пилой делает ампутацию конечности раненого солдата — символ сравнимости физической и душевной боли. И вот финал: безнадежный взгляд не желающего жить Вронского, горящий русский форпост и с развернутым знаменем наступающая Азия!


Личное впечатление от романа «Анна Каренина»

«А не замахнуться ли нам на Вильяма,
понимаете ли, нашего Шекспира?»
(Из кинофильма «Берегись автомобиля», 1966)

Еще раз подчеркиваю, что это сугубо личное впечатление о романе девятнадцатого века читателя века двадцать первого, и я никому своего мнения не навязываю.

Весь роман пронизан суицидом. Самоубийство Анны, попытка самоубийства Вронского, постоянные мысли о самоубийстве Левина. Видимо, для Толстого годы написания романа были не лучшим временем. Первое, что меня поразило, роман «Анна Каренина» состоит из двух мало пересекающихся романов. Первый роман (назовем его условно «Анна») — локальная семейная история, занимает значительно меньшую часть, и второй (назовем его условно «Левин»), даже не роман, а полемический, политический (тут я впервые соглашусь с Дмитрием Быковым), сатирический и философский трактат, занимает большую часть книги. Оба этих произведения, на мой взгляд, имеют совершенно разный художественный уровень. Теперь подробнее о каждом.

Роман «Анна»

В этом романе фактически шесть персонажей: Анна, Каренин, Вронский, Стива Облонский, его жена Долли и княгиня Лидия Ивановна. Чувствуется, что роман написан великим классиком, и частная семейная история становится общечеловеческой из-за глубины характеров героев. Интереснейший образ Каренина, человека государственного ума, интроверта, малоприятного в общении, внешне сухого, плохо понимающего женщин (терялся при виде женских слез) и плохо умеющего выразить свои чувства, но, на самом деле, человека глубоко чувствующего, глубоко, а не поверхностно религиозного, очень благородного и честного, сумевшего подняться до великого чувства прощения (Анны и Вронского). Потрясает сцена у постели умирающей Анны, когда он и Вронский подают друг другу руки. Человек, который смог полюбить и привязаться к незаконной дочери Анны и Вронского. Мало кто из мужчин смог бы подняться до такого нравственного уровня. И вот, в момент своей семейной драмы, он понимает, что остался совершенно один, и опереться ему не на кого.

Окружающие, прежде завидующие его высокому положению, злорадствуют и тайно посмеиваются. Проблема в том, что таких людей, как Каренин, люди, и особенно женщины, не любят, а любят таких, как Стива Облонский. Стива — добрый, приятный малый, красивый, жизнерадостный, бесконфликтный и абсолютно безответственный, живущий в свое удовольствие (женщины, рестораны, охота) и ничего всерьез не берущий в голову. Очень «вкусный», яркий и легко узнаваемый тип человека.

Образ Анны — очень сложный и спорный. Анна — очаровательная и эгоцентричная женщина, способная и не очень умная, сама не знающая чего она хочет, живущая сильными чувствами, разрушающими ее, приносящая несчастье себе и окружающим, губит не только свою жизнь, но и жизни людей, любящих ее: мужа, любовника, сына, пренебрегающая ради любви материнским долгом и сама безумно от этого страдающая. Безусловно, не очень здоровая женщина, мучимая тяжелыми депрессиями и сидящая на морфине, изводящая Вронского ревностью и бесконечными придирками, не понимающая, что мужчина должен иметь свой мир и свое дело; и она не может заменить ему всего и не может быть единственным центром его жизни. Потрясающе психологично написаны последние часы Анны, ее «поток сознания» и самоубийство. Очень сильно и страшно, и бесконечно жаль ее. Наверное, эти строки — абсолютная вершина мировой литературы!

Интересный и живой образ графини Лидии Ивановны, не сумевшей устроить свою личную жизнь, но активно пытающейся устроить личную жизнь другого человека в силу своего убогого понимания. Прекрасный образ Долли, жены Стивы Облонского, доброй русской женщины, «матери-наседки», страдающей от измен мужа, но, в конечном итоге, смирившейся с этим. Очень типичный вид брака!

А вот Вронский, на мой взгляд, очень условен и не прописан, и существует в романе только для создания «любовного треугольника». Поэтому актерам так трудно его играть (нет материала!) Поначалу офицер, светский бездельник, пожертвовавший для любимой женщины карьерой и натерпевшийся от нее такого, что ни один мужик не выдержит, затем — крепкий и прижимистый хозяйственник и активный уездный деятель, и, наконец, — доброволец балканской войны, невероятно тяжело переживший смерть любимой женщины. Абсолютно идеальный человек! История с лошадью Фру-Фру на скачках случайна и попытка сделать из этого символ того, что он сделает с Анной, очень натянута. Хотя сами скачки написаны великолепно.

Роман «Левин»

«Вы знаете, при всей его гениальности
Лев Толстой не всегда безупречен как художник.
Есть у него много сырого лишнего»
(И. Бунин)

Роман «Левин» оставил впечатление устаревшей, затянутой прозы, написанной посредственным автором. Недаром Бунин хотел переписать роман. Огромное число действующих лиц: Вареньки, Кознышевы, Катавасовы… (порядка семидесяти). Для современников они, наверное, были узнаваемы, но современному читателю не говорят ни о чем. Бесконечные длинноты: многостраничные роды Кити (легче самому, наверное, было бы родить!), с мельчайшими подробностями описана охота на каких-то вальдшнепов. И какое мне дело, сколько вальдшнепов подстрелил Левин и сколько Облонский. Я за всю свою жизнь не видел ни одного — может, они тоже после революции эмигрировали куда-нибудь вместе с охотниками? Политические проблемы и события, описываемые в романе, на мой взгляд, могут быть интересны только специалистам. К сожалению, мир этот давно исчез — сгорел в пылу братоубийственной войны, и сам граф Толстой приложил к этому руку своими проповедями, лишив воли к сопротивлению культурный класс. А ведь его воспринимали как библейского пророка! Образы в этом романе очень условны. Кити малоинтересна — идеальная и вполне примитивная женщина — наверное, Толстой видел в ней образец жены. Образ Левина (за которым стоит автор) очень странный: судя по взглядам, абсолютный ретроград: купцы все жулики, железные дороги не нужны, земское самоуправление не нужно, образование крестьян не нужно. А что нужно? Жить по правде! Кто бы спорил? Но где она, эта правда? Ведь у Каренина своя правда, у Анны — своя и у Стивы Облонского — своя. Тут Толстой — великий художник — противоречит Толстому — слабому философу. Единственная мысль Левина, которая мне была интересна: если ты собираешься проводить реформы, то пойми народ, для которого эти реформы проводятся; механический перенос чужого опыта невозможен. Роман «Левин», который планировался как глобальный, оказался локальным, жестко привязанным к своему времени и, на мой взгляд, оказался художественной неудачей Толстого.


Несколько слов от Марии О.

«…Сеет «разумное, доброе, вечное»,
а вырастает белена с чертополохом.
— Так не бывает. Не то сеет, стало быть.
Мельников неожиданно согласился:
— Точно! Или вовсе не сеет,
только делает вид, по инерции…»

Урок истории шел своим чередом.

Теперь у доски был Костя Батищев. Этот отвечал уверенно, спокойно:

— Вместо решительных действий Шмидт посылал телеграммы Николаю Второму, требовал от него демократических свобод. Власти успели опомниться, стянули в Севастополь войска, и крейсер «Очаков» был обстрелян и подожжен. Шмидта казнили. Он пострадал от своей политической наивности и близорукости.

— Бедный Шмидт! — с горькой усмешкой произнес Мельников. — Если б он мог предвидеть этот посмертный строгий выговор…

(Георгий Полонский. Доживем до понедельника. Киноповесть о трех днях в одной школе)

* * *

Это, конечно, шутка, и к одному из моих самых любимых авторов она вовсе не относится.

Тем не менее, учитель истории Мельников еще в давние 60-е предчувствовал тенденцию падения уровня школьного образования. Нынешнее поколение мало читает, а уж русскую классику так и вовсе не читает, я думаю. Косвенным результатом этого является обеднение лексики русского языка. И дело не в «вальдшнепах». Может, это тенденция, на которую нельзя повлиять, но все же больно и обидно читать современные тексты, переполненные англицизмами. Для меня так лучше вальдшнепы. А ведь раньше только у «оврага» было несколько синонимов или родственных слов. Я их у Бунина высмотрела.

В чем безусловно прав Владимир Шлаин, так это в том, что роман Толстого действительно распадается на две части. Он не настолько органично увязан внутри, как другой роман — «Война и мир», из которого нельзя ничего изъять.

Даже само название — «Анна Каренина» — из-за важности других линий выглядит рекламным ходом.

С другой стороны, тему адюльтера и способов его разрешения за 20 лет до Толстого поднимал Флобер в «Госпоже Бовари». А память подтягивает «Солнечный удар» Бунина и чеховскую «Даму с собачкой»… То есть, для 19-го века эта тема имела гораздо большее значение для тогдашних читателей, чем сейчас.

Флобера вспомнил Александр Любинский, когда мы с ним обсуждали Анну и эту публикацию.

Безусловно, я не стала бы так резко выносить «строгий выговор» Левину. Ну и Толстому как философу. Отсылка к «Освобождению Толстого» Бунина будет в нашем случае очень уместной.

Главное, что заметки Владимира дают пищу для ума, а кто-то, возможно, заново начнет читать роман, чтобы согласиться или поспорить с нашим автором уже на основании нового жизненного опыта.



На странице «Наши авторы» вы можете найти ссылки на другие публикации Владимира Шлаина.

(Мария Ольшанская)