Борис Лукьянчук

«Линцская симфония»

12 маленьких стихотворений

Предисловие автора

То не дунайская волна звенит в славном городе Линце — это на мосту Нибелунгов слышен шепот ангелов. Чертят ангелы фарисейский знак, восьмерку горизонтальную. К чему им «Альмагест», каждая звезда над Альпами и так в лицо знакома.

В мае 1612 г., едва минула Вальпургиева ночь, прибыл из Праги в Линц придворный астроном при дворе кайзера Рудольфа Второго, императора Священной Римской империи. От дома Иоганна Кеплера с его молодой женой Сюзанной на Ратхаусгассе колдовством тянет. (Кеплер был одно время астрологом у Валленштайна. Но это было в период его пребывания в Граце).

В королевстве английском некто Марло драму «Фауст» представил, у него ученый в договор с дьяволом вступает. Проку от этих ученых мало, ну разве что гороскоп составят фельдмаршалу Валленштайну — ждет, мол, тебя, генералиссимус, вскоре Тридцатилетняя война. А не пошел бы ты, Кеплер, в Пизу, где Галилео камушки с башни бросает.

В Линце, как и в Праге, нормальные люди, с вечера плотно откушав с красным винцом, спят спокойно. На хера они нужны, эти страсти! Черный пес кость грызет, глаза сатанинской зеленью мушиной полыхают. Желтые цветы на кустах в последний день апреля. «Что же тебе, Маргарита, ночью-то не спалось?» – замирая, спрашивает ландграф.

По другую сторону Хаупплатца, где инквизиция человеческим кузнечикам ножки отдирала, стоит дом, в котором Моцарт написал «Линцскую симфонию». Дальше ратуша, церковь, где на органе играл Антон Брукнер. В доме Гуммингера на Хауптплатце жил Людвиг Больцман. Многие известные австрийцы тут бывали — Кеплер, Доплер, Гитлер (последний, кстати, в Линце свои картины продавал).

Камешек к камешку — вырос Линц за четыре века после Кеплера, вот и трамвайчик веселый бегает по Ландштрассе. На третьей остановке после Университета уютный паб, студенты его любят. Там уже час тянет пиво профессор Вильгельм Макке — директор Института Теоретической физики. Ему скоро на пенсию, совсем память потерял, забыл как формула выводится, на лекции говорит студентам изумленно: «А ведь я это хорошо знал!»

Приехал Вильгельм в Линц в возрасте Кеплера, красавец мужчина, ученик Нобелевского лауреата, добрый, веселый, умница, каких мало… Учеников вырастил, пятитомный курс теоретической физики написал. Привез с собой в Линц молодую жену — женщину редкой красоты и сексуальности. Вильгельм на нее молился, пылинки сдувал, в общем, трудно объяснить, почему она его через год бросила. Ему весь университет сопереживал, не только жены профессорские. Студентки на Вильгельма, как Александр Матросов на амбразуру, шли, прямо кипятком писали, чтобы он не подумал, что все такие, как бы это сказать, неблагодарные. Он им улыбался ласково, однако не то, чтоб жениться, он вообще ни к одной женщине после развода не притронулся. Так и дожил один до самой пенсии, все ждал, что жена вернется.

«Да-да, — говорит он, — слыхал, слыхал…» В университете разговоры шли, что мне предложили занять его директорскую позицию.

Стихи я в Линце писал для себя и для близкого круга. Немного их за десять лет написалось-то. В Линце Франц и Крис с собой покончили. Франц в пропасть бросился со скалы в Альпах. У него раковая опухоль была, шансов никаких… Он подумал и решил никого не мучить медленным умиранием. У Криса была тяжелая депрессия. Он был студентом Медицинского института и сам себе диагноз поставил — «неизлечимо». Профессор Вильгельм Макке на пенсии и года не прожил, скончался тихо, никому неудобств не причинив. Он умер от неразделенной любви, говорят, даже заранее вычислил день, в который это произойдет, студентки на похоронах в голос рыдали. На кладбище возле его могилы видели красивую женщину — кто такая, никто не знает. «Amen, amen», — бормочут ангелы.

В Линце я слушал лучшие в моей жизни исполнения «Страстей по Иоанну» Баха и «Реквиема» Моцарта. Были потрясающие концерты в Брукнерхаузе — Евгения Кисина, Вадима Репина и т.д. Были еще замечательные передачи по Blue Danube Radio.

Ну не объяснять же мне все — стихам, как говорила Цветаева, не нужны бытовые подстрочники.

Кстати завтра — день смерти Гете.

Сингапур, 21 марта 2008 г.

Стихотворения 1993-98 г.г.

«Мой дар убог, и голос мой негромок»
(Е. Баратынский)

Вдали от Африки

                                                Никите Арнольду
О, летящая над клавишами рука.
Плачущая женщина. Di nostra vita…
Мэрил Стрип, неистовая, как евангелист Лука,
И вдали от Африки — человек Никита.

Вдали от мест, уродливых, как запретный плод,
С прилипчивой речью, льнущей как седина к вискам,
Вдали от Африки, от засасывающих ее болот,
От масаев, бегущих с копьями по пескам…

Африка, впившаяся как энцефалитный клещ,
Ибо сколько бы в памяти любимую не рисовал —
Это только кажется, что не поздно купить билет
На паровозик, попукивающий среди саванн.

Это только кажется, что луна — золотой грифон,
А для счастья достаточно — лишь сменить носки…
И не нужен любящим никакой граммофон,
Если Моцарт! — тиранящий ночь москит.

Кукарекнет петух. Отречется апостол Петр,
Ужужжит Карлсон с моторчиком за облака:
Так и кончается прерванный сном полет
И близятся Апокалипсис и евангелист Лука.

Первая мировая война окончена. Фейерверк —
Победителям, а побежденным — осатанелая память.
Полюбите же музыку над титрами, уплывшими вверх,
Когда все уже сказано и ничего не добавить. 

Линц, 5 апреля 1993 г.

«Вдали от Африки» («Out of Africa») — фильм Сиднея Поллака.

«Di nostra vita…» — фрагмент строки из «Божественной комедии» Данте:

«Земную жизнь пройдя до половины, // Я очутился в сумрачном лесу, // Утратив правый путь во тьме долины (перевод М. Лозинского).

Слова «вторая половина жизни» во времена Данте использовались как возраст после тридцати («не первая молодость»).

Никита — племянник академика Арнольда, работает постоянно в университете Кеплера в Линце. Он также работал приглашенным профессором в США в национальной лаборатории Оак Ридж.

Разговоры сентября 1992 г.


Оленьке
Ах ты, Upper Austria,
Пестрая палитра,
Что для русских — осенью
Раздавить поллитра.

Голубая стрекоза
Лондонского детства
Пролетела через парк
Русского торгпредства.

Зелены газоны,
Посмотри прямо —
Там, за горизонтом,
Я и мама.

Папа с объективом
Тоже рядом.
С детства я любила
Пестрые наряды.
Побегу с горки,
Задеру платьице…
Слезы от восторга
Так и катятся.

(Говорят, все серое —
Дожди да ненастья…)
Ничего там не было —
Кроме счастья!

Остальное — стерлось:
Воу-вау!
Скрежетом по стеклам —
Звуки ФАУ.

В бомбоубежище —
Отбой тревоги.
Русская девочка
Стоит на дороге.
Говорит ласково
Кукле Лизе:
«Keep your smile,
Take it easy».

Линц, 1 июня 1993 г.

Upper Austria — Верхняя Австрия — федеральная земля на севере Австрии. Столица и крупнейший город — Линц.

Ольга была с родителями в Лондоне во время войны. Как-то мы выпили бутылку «Выборовой»… Говорили о детстве. О мальчике Косте, который подарил ей стерочку и два перышка. Я этот разговор вспомнил год спустя. «Был поздний час, и никого не осталось в кафе, кроме одного старика — он сидел в тени дерева, которую отбрасывала листва, освещенная электрическим светом…» (Хемингуэй)

Вальс «На сопках Австрии»

Печаль нагоняя
И грустную пряча улыбку,
Тоскует по стае пиранья —
Красивая, тихая рыбка.

Ей так одиноко
В пространствах сияющей сферы.
Так хочется дела.
Большого, хорошего дела.
Возьму спозаранку
Рабочее платье и китель.
Ведь мне не напрасно
Присвоено доброе имя — строитель.

Что кроит и торит,
Покуда кукушка кукует,
Пространства, в которых
Душа отлетевшая страшно тоскует.

Линц, март 1993 г.

Blue Danube Radio

В приемнике звук прозрачен и чист
Форшлаги берет на саксе артист.

Июньская ночь. Доносит Дунай
Английскую речь про «saturday night».

Спецкор из Москвы в эфире прямом
До слез меня тронул рассказом о том

Уже невозвратном, где бархатный бас
Пил водку и пел про «last trolleybus».
Последний троллейбус, уплывший туда,
Откуда к тебе не мчат провода.

Наверно и мне туда же пора,
Где тихо шуршит ночная трава.

Но хочется жить, хотя бы затем,
Чтоб к песне сложить последний припев.

В далекой стране умру, простонав
Последний мотив «From Russia with love». 

Линц, июнь 1993 г.

Blue Danube Radio — единственная англо-говорящая радиостанция в Австрии. Она была очень популярна в среде интеллигентов.

«saturday night» — в субботу вечером (англ.)

«last trolleybus» — «Последний троллейбус» (песня Окуджавы).

«From Russia with love» — знаменитая песня в исполнении Матта Монро в кинофильме про Джеймса Бонда. Этой песней мы и закончим условную первую часть книги (Мария О.)

Старые грампластинки

Стружечку звука снимет иголка
Про не корми в огороде волка,
Про «поцелуй меня» (беса ме мучо!)
И про экспресс в Читтануга-чучу.

Что ж ты заныла, старая рана,
«Та-та-та-та» из Мишеля Леграна?
Поезд ушел и унес за собою
Собачонку, рвущуюся к прибою.
Где-то вдали от любимой отчизны
Шаркнет по сердцу стружечка жизни —
Звука, пролившегося в оконце
Про взглядом обменивающихся незнакомцев,

Про играющего на свирели,
Про надломленный куст молодой сирени.
Поезд ушел. И все реже и реже
Падают ангелы. Тoмбе ля неже…

1 декабря 1993 г.

«Tombe la neige» (падает снег, фр.) Сальваторе Адамо, «Strangers in the night» Фрэнка Синатры, «Lonely sheephead» («Одинокий пастух»), «Серенада солнечной долины»…

Пасхальное воскресенье

«Now in the place where He was crucified there was a garden; and in the garden a new tomb, in which no one had yet been laid». (John, Chapter 19, Verse 41)

           Можно свернуться калачиком
от дома твоего вдали,
           Где не греет камин, поскольку
          в этой церкви давно нет Бога.
           Пока динамо крутится,
лампочка у меня горит,
           Освещая мысли, которых не так уж много.

           Впрочем, еще не вечер
и можно созвать друзей,
           Поставить на стол дымящееся
блюдо с горою плова,
           Пока еще блещет спицами
           адская карусель,
           В гору ведет тропа и не близка Голгофа.

           Долго падая в космосе,
забываешь где верх, где низ,
           Не думаешь про бюджет и кому
настрочить очередную ксиву,
           Пока еще приводится
в движение механизм,
           т.е. пока ремень не проскальзывает по шкиву.

           Роясь ночами в прошлом,
           нудно брюзжишь — «тряпье,
           А настоящее воспреемлешь —
просто как долг минуты,
           Будущее же для праведника:
губка, венец, копье,
           Умывание рук и поцелуй Иуды.

           Так к храму мостят дорогу
или, презрев уют,
           Так камни разбрасывают,
           или же, опуская местоименья, 
           Так, на изломе жизни,
           яростно прохрипев «убью!»,
           Затем вдруг падают на колени.

Линц, 7 апреля 1996 г.

«Там где Он был распят, стоит сад, и в саду новая гробница, в которую никто еще не был положен» (Евангелие от Иоанна, глава 19 стих 41). Эндрю Ллойд Вебер написал на этот стих симфоническую картину в мюзикле «Иисус Христос — суперзвезда».

* * *

«Жизнь моя затянулась…»
(И. Бродский)

Лучше бы было все наоборот —
Несчастнейший царь и счастливый народ,
Лучше б Кассандра была неправа —
Роняла напрасно пустые слова.

Лучше б гусар тот не стал на постой,
Лучше бы Гамлет не был сиротой,
Лучше бы к лучшему двигался мир,
Лучше бы верил Корделии Лир.
Лучше б был плотник не выше стропил,
Лучше бы я этой дряни не пил,
Лучше б вернуться к началу-начал,
Так, чтобы я тебя не повстречал.

Лучше б по графику шел эшелон,
Лучше бы не было так тяжело,
Лучше бы все рассосалось как дым,
Лучше бы мне умереть молодым.

Январь 1993 г.

Брукнерхауз

                                                                   Барбаре
Улучивши момент, свою тему протяжно затянет гобой,
Потечет из бутылки струя золотого, хмельного напитка…
Белый снег упадет на поля, повлекут за собой
Барабаны судьбы и тремоло дрожащая нитка.

Это время Адвента настало — четыре свечи зажигать
И водить до утра хороводы, свершая веселье,
Где крадется в ночи обезумевший тать
И дымится в котлах на огне приворотное зелье.

Где стареющий F. — чернокнижник, мудрец, чародей
Разбирал фолиантов старинную, темную пропись.
Нотный стан, как царапина в пять заостренных когтей,
Проведенных по свитку, где кровью — знакомая подпись.

Если писано кровью, то стоимость красок важней полотна.
Оттого и подсчитаны капли, ушедшие в эту картину.
В полнолунье русалки все также всплывают со дна
И влекут, хохоча, заплутавшего мельника в тину.

Правда, все это рушится быстро, как дом из песка…
И все выше кричит полоумная флейта в зените.
Что за странное слово слагает, трясясь, колдовская доска,
Что бормочет рояль, о какой там еще Маргарите?

Это падает снег, мой дружок, это падает снег
На обломки империй, на немок и их фаворитов,
Это сладкие слезы из глаз начинают разбег
Сожаленья о жизни, что так и была не прожита.

Линц, декабрь 1994 г.

Брукнерхауз — концертный зал имени Антона Брукнера в Линце, стоит на берегу Дуная неподалеку от моста Нибелунгов. В культурной жизни Линца он играет примерно ту же роль, что Концертный зал им. П.И. Чайковского в Москве.

Адвент (от лат.adventus — приход) — в Католической Церкви и у некоторой части протестантов время, предшествующее празднику Рождества Христова. Хотя в строгом смысле слова Адвент не является постом, очень часто называется Рождественским постом. Адвентом в Католической церкви начинается литургический год.

Одной из наиболее известных западноевропейских традиций, касающихся Адвента, является «венок Адвента» — венок из еловых веток, в который вплетены четыре свечи, зажигающиеся по очереди в четыре воскресенья Адвента. Такими венками украшаются как церкви, так и дома католиков.

«Где стареющий F. — чернокнижник, мудрец, чародей» — Фауст, правда, он не был чародеем, иначе чего бы он с Мефистофелем связался.

Бродский говорил, что его потрясла строчка Одена: «Если равная любовь невозможна, то лучше, если я был бы больше любящим!»

Crusader

«To ascertain the existence of the soul after the death he once locked up an old man in a large wine cask to see if the weight remained the same before and after the man’s demise» (Из истории шестого крестового похода императора Фердинанда II Deno J. Geanokoplos «Medieval Western Civilization and the Bysantyne and Islamic Worlds»)

На донце авантюр блестит сухой расчет,
В монокль одетый глаз, что не давал зарока
Чужих не причислять заслуг на личный счет…
Лишь три звезды, магниты трех дорог,
Три бога: алчность, власть и беспредел порока!

Шекспировский театр, подмостки сцены,
Где для острастки пнув ленивого раба
(Чтоб знал, собака, место, да и цену),
Он начал роль: «Влечет сия тропа —
(вдох, пауза… и выкрик в зал) — измену!»

Процесс падения костяшек домино 
(Устоев, предрассудков…) довершило 
Рожденье скепсиса (модальное звено) — 
Неверье в чудеса, и потекла по жилам 
Вода, не обращенная в вино.

Невнятно писано знаменье на воде:
Простертый ниц портье, за ним, а ля капелла,
Легионер, пират, рачительный рантье,
Купец из Генуи, смутивший Изабеллу
Путями в Индию и сходством с Депардье.

Алтарь стыдливости, покрывшийся золой,
Наивной честности пробитая кираса…
Раскрывши лезвие интриги под полой,
Скребет ногтем своим желтеющая раса
Интеллигентности безумно тонкий слой.

О пенье медных труб, сипящий их свисток!
Огромный конь храпит, роняя пену,
Все суше складки рта, желтей его листок,
Забрало щелкнуло. Дорога на восток,
И льется кровь из отворенной вены.

Линц, 17 мая 1997 г.

Император Фердинанд II совершил шестой (удачный!) крестовый поход. Он был человеком, не чуждым науки, и сам поставил некоторые нетривиальные эксперименты. В частности, он решил определить, сколько весит человеческая душа. Вот как об этом пишет Дено Джеанокоплос в книге «Средневековая западная цивилизация, Византия и Исламские миры»: «Чтобы убедиться в существование души после смерти, он как-то запер старика в большой винной бочке, поставленной на весы, чтобы посмотреть, останется ли вес тем же самым, что и прежде, после кончины этого человека».

«Купец из Генуи, смутивший Изабеллу // Путями в Индию и сходством с Депардье» — это Колумб, который с трудом выпросил у Изабеллы финансирование своего мореплавания. В фильме роль Колумба исполнял Депардье.

Света, больше света!

«И падал снег на белые поля…»

День равноденствия и лопнувшие почки
производителей какой-то желтой твари,
томящей вздохами своими, как сирена,
«Ich mag den Winter nicht!» — ишь, воет сука.

Все — англичане пойманы за руку! 
Из космоса сейчас научно видно —
они на нас свои туманы напускают,
дожди, ветра и прочие циклоны. 

Не далее, к примеру, как намедни,
очередную раскрутивши фугу,
из центра Гулля, где в младые годы
погуливал гулена Гулливер,

они снегами замели Европу,
включая город Линц с его Cathedral
и ангелом на золотом шурупе, 
провернутом сквозь доску Хауптплатца.

В Москве ж весна еще не раскачалась,
во глубине сибирских руд и вовсе
все каверзы британские из Гулля,
как Мао бы сказал — бумажный тигр.

Гуингмы ржущие — привет от Гулливера,
уже отбывшего на остров лилипутов…
Forecast погоды, чье очарованье —
в цветаевских прыжках (тире—тире!).
Теперь о хаосе (научно — энтропии),
который далее помянутый ученый,
отметивший, что жизнь необратима,
исследовал… и прыгнул из окна.

Я думаю, что даже Людвиг Больцман,
при всех его мемориальных досках,
не ведал у чумной колонны в Линце,
что в мире может быть такой бардак. 

Тот край Земли, где производят хаос,
как англичане свой туман заволглый,
славянское жужжанье напуская
на лютеранский просвещенный мир,

и хорошо, что не дошла наука,
чтоб показать по телеку циклоны
той энтропии, да еще прогнозы 
дать обывателю на два-три дня вперед.

Сограждане, сегодня умер Гете,
вкусивший прелесть некого мгновенья,
но тормозни его по Си-эн-эну,
и Билл останется со сломанной ногой,

а город Линц замрет в глазу циклона,
как инвалид с наладившейся жизнью,
в которой прошлое уже почти незримо,
как океан Индийский в сплаве Вуда.

Линц, 22 марта 1997 г.

«Света, больше света!» — знаменитая предсмертная фраза Гете.

«И падал снег на белые поля…» — был трогательный грузинский фильм с таким названием.

«Ich mag den Winter nicht!» — я не люблю зимы (нем.)

«город Линц с его Cathedral» — собор в Линце.

«и ангелом на золотом шурупе, провернутом сквозь доску Хауптплатца» — чумная колонна на центральной площади.

«Forecast погоды» — прогноз погоды.

«сегодня умер Гете» — Гете умер 22 марта 1832 г. в Веймаре.

«и Билл останется со сломанной ногой» — 22 марта 1997 г. CNN показывал Билла Клинтона со сломанной ногой.

«как океан Индийский в сплаве Вуда» — основным ингредиентом сплава Вуда является индий.

Мюзикл «Les Miserables» — последний подарок Франца

«Die Seele fliegt! … Seht doch, die Seele fliegt!»*
(А. Цветаева «Воспоминания»)

Эпидемия зла под названьем чужая война
На запятках столетья мой дом обошла стороной…
Что за всадник в ночи, напружинив свои стремена,
Проскакал по ведущей к лежащей восьмерке прямой?

Вылетая из улья сусальных яиц Фаберже,
Что ж ты мечешься, мысль, как попавший в ловушку Вальжан,
Приближаясь к собору, точней, к вертикальной меже, 
За которой молчат на камнях имена прихожан.

Циферблаты души, серебро ее меркнущих свеч,
Си-бемоль в нотном стане протяжно выводит перо…
Остановлена стрелка судьбы, ее бешенный смерч
Над сукном, где поставлено все — на любовь, на зеро.

Иероглифы памяти, рвущие сердце крючки…
Некто Кащенко, тоже по своему славный Гаврош,
Расширяет тирану-сознанью его голубые зрачки:
«Государь, наш Димитрий сегодня упавши на нож…»

Содрогнется Жавер и подхватит дуэт мизерабль,
Двадцать строк покаянья, горчащий дымок в дымовод…
Это к ястребу в синее небо всплывает корабль,
Юнга рубит канат над пучиной моих несвобод.

Линц, 19 ноября 1997 г.

* Душа летит! … Смотрите же, душа летит! (нем.)

«Die Seele fliegt! … Seht doch, die Seele fliegt!» У Цветаевой говорится о том, как они с Мариной маленькими девочками были в Генуе в пансионе и один из постояльцев, поджигая на свече папиросную бумагу, сдувал в воздух пепел и выкрикивал слова, приведенные в эпиграфе.

«Проскакал по ведущей к лежащей восьмерке прямой» — горизонтальная «восьмерка» — математический символ бесконечности.


«Си-бемоль в нотном стане протяжно выводит перо…» — это тональность
ре-минор (d-moll); самая грустная тональность в музыке («Реквием» Моцарта).


«Это к ястребу в синее небо всплывает корабль» — отсылка к известному стихотворению И. Бродского использована в смысле — кто высоко взлетел, уже не вернется.

Жизнь насекомых

«Вот детской ладонью зеленой
Цветочек встает из земли,
А рядом другой, обделенный,
В дорожной томится пыли»
(Владимир Захаров)

Разверну навзрыд меха баяна, 
Вот так песня — пожалей калеку…
Долетевшей трели нахтингаля
Сиплым матерком подкукарекну.
Время мотылька, размотан кокон,
Все быстрее пряжу тянет лопасть.
Слышно ножниц клацанье и хохот
Девушки по имени Атропос.
Тихой, тайной мысли вор в законе
Шарит под кукушкой, под весами…
Скатится слезинка по иконе
Церкви, обойденной чудесами.

19 августа 1998 г.

«Девушки по имени Атропос» — Атропос (греч. — неотвратимая) — мойра (парка), обрезающая нить человеческой жизни в назначенный судьбой срок.


Я помню, что в молодости слушал «Страсти по Матфею» Баха в исполнении немецкого оркестра, дирижер, по-моему, Карл Рихтер. Это был гениальный концерт. А потом я многие годы предпочитал «Страсти по Иоанну». Они мне казались более эмоциональными. Но я помнил о своем юношеском впечатлении и искал соответствующее исполнение. Купил около десятка разных дисков — и все не то, пока я не дошел до записи знаменитого японского дирижера Сейджи Озава, которая во мне воскресила те чувства, которые я испытал юношей…

Борис Лукьянчук

Послесловие

Я представляю на суд читателей шестую книгу Бориса Лукьянчука. В отличие от его ранних книг («Утраченный сад» и «Стихи к Елене»), в «Линцской симфонии» больше сдержанности, но и больше тонкой образности, аллюзий, реминисценций и ассоциаций. Читать «позднего» Лукьянчука сложнее, особенно если учесть, что он не любит примечаний и пояснений к текстам стихотворений (хотя я своего добилась). Процитировав из своего же стихотворения: «Родное ухо высекает слух двоякий из латинских перекрестков», Борис примечания написал. А в ответ на мои просьбы кое-что прокомментировать, отшутился — мол, у Толстого как то спросили — о чем «Анна Каренина», и он ответил, что для этого ему придется написать этот роман снова.

Когда я только задумывала представить творчество Бориса Лукьянчука в нашем журнале, то оговорила себе право поступать с его текстами по своему усмотрению — менять порядок стихотворений, вытаскивать из книг фрагменты, использовать отдельные стихотворения или прозу как фон к публикациям или, наоборот, подчеркивать то, что мне понравилось у него, текстами других авторов. Так было с публикацией «Как сорок лет тому назад…» (И.-С. Бах. Синфония из партиты для клавира до-минор), когда я увидела, как прекрасно сочетаются поэзия в прозе Бориса и стихи Арсения Тарковского, и все это эмоционально усиливается музыкой. И, конечно, образный, визуальный ряд — цветовая гамма страницы, фон, фото, тот или иной рисунок — я подбирала, как правило, сама, все больше увлекаясь работой редактора, ощущая себя своеобразным дирижером оркестра или режиссером спектакля.

А первой работой такого типа была моя публикация о теме одиночества в произведениях Михаила Бутова и Иосифа Бродского.

Из переписки:

«… Я сумею подать все так, как сама чувствую — а это моя сильная сторона, я могу увлечь своим настроением, заманить, как Лорелея пением… Кстати, вверху на странице, где заголовок, — это Линц, это дома на набережной, которые смотрят в озеро (да? это озеро?). Я вырезала этот фрагмент из большого фото и подправила колор» (имеется в виду «Как сорок лет тому назад…» — М.О.)

«… Так вот и я же про Иштар! Найти мощный зрительный образ — такой как в «Мухе» — второй план для обратной стороны одиночества — свободы — это не каждому дано. Хорошие фотографы и художники всегда к этому стремятся — найти сильный второй план, а у тебя это в симбиозе с текстом, стихами, музыкой… Я же говорю, совсем новый инструмент. Я на этот заголовок не отреагировал не потому, что я его не оценил, еще как оценил! Я его просто до конца не разгадал, а теперь все сразу стало ясно. Эти отражения выглядят, как трубы органа, который играет Баха. Отражения на набережной Дуная, неподалеку от моста Нибелунгов. Перпендикулярно идет знаменитая Ландштрассе, чуть пройдешь за кадр в зазеркалье — увидишь чумную колонну, она в «Линцской симфонии» описана. Налево будет дом Иоганна Кеплера, дальше, на площади справа — дом Людвига Больцмана, а за углом направо — тот самый дом, в котором Моцарт и писал свою «Линцскую симфонию» — это поразительная 36-я симфония, не открытая еще для широких масс, которые знают только 40-ю — с ее «тарарам-тарарам-тара-ра-ра.». А от дома Моцарта вид на старую ратушу, на органе играл сам Антон Брукнер. А дальше по Ландштрассе, если идти по трамвайной линии — увидишь и дом Шуберта и дом короля вальса…» (Б.Л.)

А что касается «Линцской симфонии», то напомнив мне о словах Иосифа Бродского, что он бы в каждом стихотворении ставил бы возраст автора, в котором это стихотворение было написано, Борис сдержанно закончил разговор:

«Почти все время я жил в Линце один. Хотя у меня было много друзей — и русских и австрийцев. Что мог — написал в предисловии. Хемингуэй ведь оборвал финал в рассказе «Там где чисто, светло».


Вольфганг Амадей Моцарт, Симфония №36, К425 «Линцкая», часть 3, Menuetto-Trio

Мария Ольшанская

В оформлении публикации использована работа фотохудожника Сергея Борисова «Собор в Линце (Австрия)». Панорама из трех вертикальных кадров