Об авторах

У песни «Мираж» нет никакой особенной истории — просто красивая мелодия, хорошие слова… Поэтому вместо комментариев я предлагаю небольшой рассказ об авторах и о времени, когда была написана песня, в контексте атмосферы, царившей в тогдашнем музыкальном мире. Вы можете прямо сейчас, на странице слева, послушать ее в исполнении Муслима Магомаева или же скачать, воспользовавшись этой ссылкой.

Певец и поэт-песенник Анатолий Сергеевич Горохов родился 7 апреля 1938 года.

Если кто-то пропустил или не успел услышать его популярные песни 60-х, то все наверняка помнят один из самых любимых советских телесериалов «Следствие ведут ЗнаТоКи». Стихи к песне «Наша служба и опасна, и трудна…» — «главного милицейского шлягера» бывшего СССР, как ее прозвали в народе — написал А. Горохов.

Он был ведущим моей любимой музыкальной радиопередачи «После полуночи». И не только моей, потому что многие по воскресеньям, ночью, при свете зеленого огонька радиоприемника слушали шлягеры того времени. Я уже не очень хорошо помню подробности, но вот говорят, что Анатолий Горохов был не только автором и ведущим, а еще неизменно заканчивал передачу песней в собственном исполнении. Мне самой кажется, что последнюю песню неизменно пел Муслим Магомаев — возможно, потому что он был тогда популярен, как никто другой.

Огромную популярность принесла Горохову «Королева красоты», написанная в содружестве с композитором Арно Бабаджаняном.

Я читала, что песню «Мираж» Анатолий Сергеевич любит особенной любовью. Мне тоже она очень понравилась, похоже, что я пропустила ее в свое время. «Королеву красоты» помню, «Пингвины» помню, а «Миражи» слушаю сейчас как новую песню, хотя она была записана на миньоне (маленькой пластинке в несколько песен) еще в 1970 году.

Анатолий Горохов закончил Московскую консерваторию по классу вокала, но, по его словам, голос ему поставили не совсем удачно, и он пошел на эстраду — пел сам и сочинял стихи к песням. Очень своевременной оказалась для Горохова творческая встреча с композитором Виктором Купревичем, а поскольку Купревич был тогда главным музыкальным редактором журнала «Кругозор» (помните гибкие пластинки в придачу к нему?), то созданные ими песни быстро имели шанс попасть к слушателям и поклонникам их совместного творчества.

О милицейском шлягере Анатолий Горохов говорит без особого воодушевления: «Дали мне ноты, рассказали, о чем пойдет речь в сериале, и я написал…». Песню Марка Минкова на стихи Анатолия Горохова записал оркестр Госкино под управлением дирижера Эри Клааса. Исполнил ее сам автор текста в дуэте с Эдуардом Лабковским. В конце марта 2006 года М. Минков и А. Горохов получили за эту песню премию «КиноВатсон», учрежденную музыкальной группой «Доктор Ватсон».

Анатолий Горохов озвучивал партию Осла в мультфильме «Бременские музыканты» и пел вместе с популярной в 60-х годах певицей Аидой Ведищевой песню «Чунга-Чанга».

А вот как рассказывает Муслим Магомаев об истории песни «Королева красоты»:

«Для Арно главным в момент создания песни была музыка, а не слова. Когда он писал «Королеву красоты», то говорил: «Хочу такую… пахучую песню…» Ему хотелось, чтобы песня была в стиле: «А ты ушла, моя Маруся…» Может быть, песня такой бы и получилась, с неким душком, если бы не стихи Анатолия Горохова, который додумался до королевы красоты (хотя тогда у нас никаких королев еще не было), до лета, которое бродит по переулкам. «Королева красоты» по итогам конкурса «Лучшая песня 1965 года» оказалась в ряду победителей. В газете «Вечерняя Москва» в статье «Экспромт сердца» на вопрос: «Что определило успех вашей песни?», Арно ответил так: «Когда я писал «Королеву», то думал о Муслиме Магомаеве, представлял, как он будет ее исполнять…»

Анатолий Горохов имеет отношение к возвращению в музыкальную культуру СССР имени латвийского композитора Оскара Строка (1892-1975):

«Этот блистательный композитор половину своей жизни провел в безвестности, хотя написал более тысячи танго, романсов и фокстротов. Европейцы называли его королем танго, а дома, в Советском Союзе, Оскара Строка заживо похоронили. Министр культуры СССР Е. Фурцева была даже уверена, что композитор, написавший все самые известные танго, «жил в прошлом веке и вообще не в Советском Союзе». Однако Строк жил и работал именно в XX веке, хотя об этом мало кто знал.

В буржуазной Латвии его танго, вальсы и фокстроты охотно исполняли известные в прошлом певцы Петр Лещенко, Александр Баянов, Константин Сокольский. В СССР произведения Строка включали в свой репертуар оркестр Леонида Утесова, джазовые коллективы Якова Скоморовского и Александра Цфасмана. Позже романсы Строка пели Изабелла Юрьева, Клавдия Шульженко, Иосиф Кобзон.

Он написал все самые знаменитые танго: «Черные глаза», «Синяя рапсодия», «Скажите, почему», сотни других танго, романсов и фокстротов, которые распевала и под которые танцевала вся страна, но самого композитора как будто не существовало. Его имя старательно вымарывалось из всех репертуаров, и музыканты, которые отваживались исполнять строковские танго и романсы в концертах, вынуждены были делать это, не упоминая имени автора.

Известность неожиданно вернулась к композитору в 1970 году. Тогда несколько недель подряд в конце передачи «После полуночи» звучало прекрасное танго в исполнении японского певца Еити Сугавары. Ведущий передачи Анатолий Горохов нисколько не сомневался в том, что и само танго тоже зарубежного происхождения. Однако люди, знакомые с творчеством Строка, узнали его музыку и позвонили в Ригу.

Каково же было изумление Горохова, когда в Москву приехал автор, живой классик, написавший множество изумительных произведений! Поэт и композитор подружились, а в 1972 году впервые за все послевоенные годы фирма «Мелодия» выпустила пластинку с музыкой Оскара Строка».

Композитор Виктор Викторович Купревич родился 16 июня 1925 года в Каунасе, окончил Московскую консерваторию по классу фортепиано и по классу композиции.

Купревич — автор симфонической и камерной музыки, а также музыки ко многим советским мультфильмам. Он был заведующим музыкальным отделом журнала «Кругозор» (1963-1964), а с 1965 года руководил инструментальным ансамблем «Балалайка». Умер в 1990 году.

Из книги джазмена Алексея Козлова «Козел на саксе»:

«Началась эта история с того, что при Радиокомитете был создан журнал «Кругозор», каждая страница которого, содержащая различную информацию, являлась еще и гибкой пластинкой приблизительно на две-три песни или пьесы.

Главным музыкальным редактором «Кругозора» был назначен член союза композиторов Виктор Купревич. Он не был джазменом, но все время делал попытки создать русский фольклорный джаз, исполняемый на народных инструментах. Для этой цели он даже организовал ансамбль «Джаз-балалайка», для которого писал музыку. Будучи человеком крайне порядочным, типичным русским интеллигентом старого образца, он взялся хоть как-то помогать тем, у кого не было никаких прав и возможностей реализовать свое творчество. Причем ничего не получая для себя, кроме неприятностей. Одной из первых его акций на посту редактора «Кругозора» стала попытка вставить в этот звучащий журнал запись моего квинтета, который играл в кафе «Молодежное». По тем временам это было немыслимо, так как мы официально не принадлежали ни к одному концертному учреждению, контролировавшему эстрадный репертуар, и по молчаливому согласию с горкомом комсомола играли американскую музыку, которую ни в ресторанах, ни на танцплощадках, ни на концертной эстраде другим исполнять не разрешалось. Поэтому, когда Виктор Викторович предложил эту идею своему начальству, а именно — Гостелерадио, то наткнулся на типично советский перестраховочный прием. Ему сказали, что если запись будет завизирована первым секретарем Союза Композиторов РСФСР Д.Д. Шостаковичем, то и обсуждать нечего. Расчет был на то, что Шостакович не станет заниматься этой чепухой. Но Купревич оказался упрямым, он созвонился с секретариатом Шостаковича и договорился о прослушивании нашей записи у него в приемной, причем с фиксацией всего происходившего на магнитофон и фотопленку. Для меня в этой встрече присутствовал один специфический момент, поскольку я знал, что приблизительно за год до этого Дмитрий Дмитриевич был в Соединенных Штатах Америки с какой-то высокой советской делегацией и познакомился с творчеством моего любимого саксофониста Джулиана Эддерли. Я узнал об этом из американского джазового журнала «Down Beat», который иногда доходил до нас через иностранных журналистов. Более того, в Москву чудом попала последняя пластинка квинтета братьев Эддерли, записанная в Калифорнии, в одном из джаз-клубов, прямо с живого исполнения. На задней стороне обложки этой пластинки был короткий текст о том, что выдающийся композитор современности Д. Шостакович вместе с советской делегацией присутствовал на этом выступлении. Судя по реакции, вернее, по отсутствию какой-либо реакции, джазовая музыка советским гостям скорее всего не понравилась.

Так вот, в назначенный день мы явились в Союз композиторов в таком составе: Купревич, я, фотокорреспондент со своим аппаратом и журналист с портативным магнитофоном. В студии зарядили пленку, и наша запись зазвучала в кабинете самого Шостаковича. Это была композиция «Work Song» Нэта Эддерли, моя пьеса «Наша босанова» и инструментальная обработка песни Андрея Эшпая «Снег идет». Шостакович, которому предварительно объяснили, что решается судьба гибкой пластинки, принялся очень вдумчиво слушать все целиком, не прерывая записи посредине, как это бывает обычно. В эти минуты я, может быть впервые в жизни, испытал странное чувство, что все, что мы сделали, не так уж интересно и не достойно внимания такого человека. Мне стало как-то неловко, самоуверенность куда-то ушла. Хотелось, чтобы запись скорее закончилась. Но пришлось дослушать все до конца вместе с Дмитрием Дмитриевичем, попутно отмечая про себя все недостатки собственного исполнения.

Когда все было прослушано, Шостакович спросил, что, собственно является препятствием для опубликования этой музыки. Виктор Купревич осторожно объяснил, что здесь присутствует много кусков, построенных исключительно на импровизации солистов, что этого-то и боятся начальники с Гостелерадио. И здесь Шостакович произнес очень важную для нас, просто сакраментальную фразу: «Импровизационность в музыке — это же замечательно». И вообще, в последующей беседе он дал понять, что не видит ничего страшного в том, что эта запись будет издана.

Все происшедшее было зафиксировано для показа начальству Купревича. В результате, где-то через полгода вышел в свет один из номеров «Кругозора» с записью нашего квинтета. Ничего страшного для советской власти, казалось бы, не произошло, не было разгромных статей, никто не был наказан. Зато состоялся первый прорыв молодого современного джаза в сферу грамзаписи, мы пробили маленькую, но очень важную брешь в стене запретов. Это была, практически, первая запись молодых советских джазменов, выпущенная в СССР после войны…»

Николай Иванович Нейч, в середине 60-х звукооператор и референт по письмам «Кругозора»:

«Мне довелось быть одним из первых звукооператоров журнала «Кругозор». На первых пластинках «Кабачка 33 с половиной оборота» и встретились там Зиновий Гердт и Виктор Купревич, весьма неординарная и симпатичная личность, композитор, автор популярнейших «Пингвинов», «Тульского самовара», главный музыкальный редактор «Кругозора». Виктор Викторович доверял мне, грешному, кое-какой монтаж своих фонограмм, будучи убежденным, что косую склейку в 5 сантиметров лучше меня не сделает никто. Он обожал слово «цузамэн», придавая ему всевозможные галантные оттенки употребления. Мы с корреспондентом Володей Возчиковым также удостоились быть приглашенными к нему домой на первое заседание «Клуба Молчания», с потрясающей реакцией соседей по его коммуналке. Заседание длилось полтора часа, естественно, в полнейшем молчании. Подслушивающие у дверей соседи чуть не умерли от обилия догадок. В назначенный день следующего заседания В.В. оказался в командировке далеко от Москвы, но прислал нам срочную телеграмму: «Молчу цузамэн (вместе с) вами». Замечательный был человек».

Мария О.