Иосиф Бродский
«Рождественские стихи»
«У меня была идея в свое время, когда мне было 24-25 лет,
на каждое Рождество писать по стихотворению…»
(Иосиф Бродский)
Цикл Иосифа Бродского «Рождественские стихи» начался из юношеского интереса к Библии.
К 1972 году стихотворений было семь или восемь. После изгнания из страны рождественская тема практически уходит из поэзии Бродского, но, начиная с 1987 года и до конца жизни, он опять каждый год пишет по одному стихотворению накануне Рождества. Открывает «цикл в цикле» «Рождественская звезда». Последним же стало «Бегство в Египет» (2), написанное в декабре 1995 года, за месяц до смерти. Полный цикл стихотворений можно прочитать на сайте, посвященном Иосифу Бродскому.
Мы хотим поздравить с Рождеством наших авторов и читателей — верующих и неверующих, объединенных любовью к русской поэзии — тремя стихотворениями из цикла «Рождественские стихи». Песню «Рождественская звезда» можно послушать в исполнении Александра Борисовича Матюхина из Санкт-Петербурга. На его сайте вы можете найти много песен на стихи Бродского и других замечательных поэтов. «Колыбельную» поет Оксана Дориченко из Киева, по профессии — врач, анестезиолог-реаниматолог (Клуб авторской песни «Арсенал»).
Рождество 1963
Волхвы пришли. Младенец крепко спал. Звезда светила ярко с небосвода. Холодный ветер снег в сугроб сгребал. Шуршал песок. Костер трещал у входа. Дым шел свечой. Огонь вился крючком. И тени становились то короче, то вдруг длинней. Никто не знал кругом, что жизни счет начнется с этой ночи. Волхвы пришли. Младенец крепко спал. Крутые своды ясли окружали. Кружился снег. Клубился белый пар. Лежал младенец, и дары лежали.
Январь 1964
Рождественская звезда
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, младенец родился в пещере, чтоб мир спасти; мело, как только в пустыне может зимой мести. Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар из воловьих ноздрей, волхвы — Балтазар, Гаспар, Мельхиор; их подарки, втащенные сюда. Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда. Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, на лежащего в яслях ребенка, издалека, из глубины Вселенной, с другого ее конца, звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
24 декабря 1987
Колыбельная
Родила тебя в пустыне я не зря. Потому что нет в помине в ней царя. В ней искать тебя напрасно. В ней зимой стужи больше, чем пространства в ней самой. У одних — игрушки, мячик, дом высок. У тебя для игр ребячьих — весь песок. Привыкай, сынок, к пустыне как к судьбе. Где б ты ни был, жить отныне в ней тебе. Я тебя кормила грудью. А она приучила взгляд к безлюдью, им полна. Той звезде, на расстояньи страшном, в ней твоего чела сиянье, знать видней. Привыкай, сынок, к пустыне. Под ногой, окромя нее, твердыни нет другой.
В ней судьба открыта взору за версту. В ней легко узнаешь гору по кресту. Не людские, знать, в ней тропы! Велика и безлюдна она, чтобы шли века. Привыкай, сынок, к пустыне, как щепоть к ветру, чувствуя, что ты не только плоть. Привыкай жить с этой тайной: чувства те пригодятся, знать, в бескрайней пустоте. Не хужей она, чем эта: лишь длинней, и любовь к тебе — примета места в ней. Привыкай к пустыне, милый, и к звезде, льющей свет с такою силой в ней везде, точно лампу жжет, о Сыне в поздний час вспомнив, Тот, Кто сам в пустыне дольше нас.
Декабрь 1992
Послесловие
Из статьи Александра Солженицына «Иосиф Бродский — избранные стихи из «Литературной коллекции» (журнал «Новый Мир» 1999, №12):
«Тут останавливает внимание несомненное тяготение Бродского к теме Рождества Христова. Как вспоминает сам автор, у него это «все началось <…> по соображениям не религиозного порядка, а эстетическим», — уже в его советской молодости возникают трепетные рождественские образы — и живой отклик поэта на них: «и само Рождество / защищает от сжатия сердца»; «ты вдруг почувствуешь, что сам — / чистосердечный дар»; этот «напев, знакомый наизусть / <…> пусть он звучит и в смертный час, / как благодарность уст и глаз»; «видишь вдруг как бы свет ниоткуда», «и Младенца, и Духа Святого / ощущаешь в себе без стыда». А к концу жизни Бродского рождественские стихи становятся ежегодными и все более вникают в саму картину рождественского чуда. Тут проступает и теплая тональность Пастернака: «Младенец дремал в золотом ореоле / волос, обретавших стремительно навык / свеченья». — Уже сказано и о монолитном «Сретеньи», даже поразительном по достоверности евангельского чувства.
И все же: толкователи Бродского соглашаются, что говорить о его определенном христианстве — нет оснований. Рождественская тема обрамлена как бы в стороне, как тепло освещенный квадрат».