Лев Островский

«На стыке полушарий»
«Поток cознания»
(два цикла стихотворений)

«На стыке полушарий»

Россия

Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить. (Ф. Тютчев) Давно пора, е… мать, Умом Россию понимать! (И. Губерман)

Умом Россию не понять! Она так cклонна всем пенять, Бесцельно вспоминая мать, Иль просто спит и ждет Мессию. Так чем же понимать Россию? Душой Россию не поймешь — Тут правда — то же, что и ложь. Тут вынь всю душу да положь На жертвенник слепой стихии. Уж не она ль душа России? И сердцем не поймешь никак. Она и друг, она и враг. Что важно в ней, а что — пустяк? Она что твой мираж поманит. Но лишь поверь — тотчас обманет! И только лишь в чужом краю, В чужом аду, в чужом раю Я постепенно познаю России звук, надрывно-звонкий. Ее поймешь — но лишь печенкой!

Кембридж. Сентябрь

Парад камней… Часовни, витражи… На фоне вечности — беспечные студенты. Я забываю жизни виражи, Все пошлости и все эксперименты. На пожелтевшей кембриджской траве Пасутся утки, важные, как дожи. И все перемешалось в голове — Вчера, сегодня, завтра — дрожь по коже! Венецианский мостик над рекой, Викторианский шарм…виски седые… Портреты лордов… На душе покой, Какой не снился в годы молодые. Опять меня затянет мира сеть — Бессмыслица бездонного колодца. На паутинке времени висеть — Мой рок (пока она не оборвется…) Но строчку вечности мне Кембридж подарил И к смыслу жизни дверь приотворил.

Колорадо

(Почти по Д. Самойлову)

Давай поедем в горы — Здесь это очень просто. И с нас, хотя б на время, Сойдет забот короста. Возьмем с собою компас, Окрестности обшарим, Заделаем разломы На стыке полушарий. Ведь мы неплохо жили На том, на Старом, свете, Пока на этот, Новый, Нас не сманили дети. И здесь тревожат хвори, К тому ж приходят биллы, Компьютеров капризы Изводят наши силы… Но там, в краю озона, Авось расправим плечи И суетные страхи, Как насморк, мы излечим. И нас научат горы, Что надо улыбаться, И что нельзя бояться, И что нельзя — бояться!

В Сиэттле

Сижу тихонько на лавочке В University, штат Вашингтон. Гляжу, как местную девочку Лениво кадрит пижон, Как тихо какают голуби, Прозрачный ползет паук, И кофе тянут ученые, Устав от своих наук. Сегодня день замечательный: Семьдесят пять (Фаренгейт). И лишь себя не хватает мне, Все остальное — great! Стихи хоть не вовсе белые — С явственной серизной. Но тут ничего не сделаешь: Ноша годов за спиной…

Голландия

Завела меня дорога Аж на родину Ван Гога! Там в полях плывут туманы, А под ними спят тюльпаны. Черепичные избушки, В них — отличные старушки И часы на колокольнях Усмиряют недовольных. Затерялся я в музеях, Зачарованно глазея, Позабыв тоску и скуку И привычную науку. То ли в сказке, то ли в были Тридцать лет назад уплыли, Будто спал, и вдруг проснулся, И в Голландию вернулся. А она все та же…

Ницца

Ах, Франции берег лазурный! Прибой нарочито культурный. Там бродят ленивые люди, Там груды моллюсков на блюде. Гора по прозванью Монако. (Она — государство, однако!) Там толпы в почтительном раже Следят, как сменяются стражи. Вблизи расположен шикарно Игорный дворец Монте-Карло. Там судьбы людские — монетки — Подвластны неверной рулетке. А если вам этого мало, Ищите шедевры Шагала: Игрушечных Еву с Адамом И Ноев ковчег с Авраамом. Вокруг средиземные гены Цветут со времен Карфагена… Мне с Ниццей пора попрощаться, В практический мир возвращаться. Но будет отныне мне сниться Ленивая, барская Ницца, Где скрыла так много историй Вода Средиземного моря!

Письмо из Китая

В музейных приисках скитаясь (Пускай вас муза осенит!), Вы вспомните: живет китаец, Прищурившийся, как семит. Иная у него дорога — Ведь он буддист уже почти. Но «От Моне и до Ван Гога»1 Сумел в Пекине перейти. Всесильной КПК не порот, Пекинской уткой ублажен, Вошел он в Запрещенный Город, Толпой сексотов окружен. И от воспоминаний млея, Вождей припомнив неживых, Глазел на хвост у мавзолея И неподвижных часовых. Средь бала шумного, случайно Пусть вам пригрезится как сон, Как он потел в китайской чайной, С трудом перенося муссон. Когда ж, прищур убрать не чая, К себе живым вернется все ж, Он вам нальет стаканчик чая, Чего-нибудь покрепче тож! 1 В Пекине была выставка картин с таким названием, привезенная из США.

Сенека

Что толку путешествовать, если повсюду приходится таскать самого себя? (Л. Сенека)

Самолет летит куда-то. Шум в ушах, и запах гари, И стандартные цыплята — Очень жертвенные твари. Подо мною пáра гóры — Бродят белые бараны. Завывания мотора — Словно суры из Корана. Мне б уснуть, наевшись вволю. Пью вино — не помогает… А по облачному полю Кто-то резво убегает. Перепрыгивает споро Через облачные кочки И вдали растаял скоро — Не осталось даже точки. Вдруг в душе моей усталой Что-то сразу отпустило, Что-то мучить перестало, Будто сердце всех простило. Так легко и так беззлобно — Раньше я не знал такого! Это чувство бесподобно — Разом сброшены оковы! Я в серебряные тени Взор вперяю безмятежно, И в лучей переплетеньи Исчезает безнадежность… Вот снижаюсь понемножку В светлом облачном тумане… Кто-то вдруг влетел в окошко, Возвестив конец нирване. И тупая боль в макушке, Как проклятье, возвратилась. А холодная лягушка Вновь на сердце поселилась. И в тоскливом пробужденьи Понял, что мечтал и даже Находился в убежденьи, Будто вышел из себя же, Будто заново родиться Я смогу, когда летаю. От себя освободиться Все мечтаю, все мечтаю…

Перу-фантазия

Пик высок, ущелье узко. Это Анды — не шути! Предо мною древний Куско Распластался на пути. Город инков знаменитый Был к Америке ключом, Но Писарровым бандитам Все там было нипочем. Сколько их? Ну, может, рота По ущельям перешла, Но испанская гаррота Инку главного нашла. Тут немыслимые драмы Отпечатаны в сердцах… Бродят царственные ламы В уничтоженных дворцах. И католиков обедни — Гуманизма торжество — Для потомков инков бедных Заменили божество. Столько можно навидаться — Мне хватило б на года! Но пора уже признаться: Я там не был никогда!

Полет в Атлантику

У птицы есть гнездо, У зверя есть нора… (И. Бунин)

Опять вибрируют моторы В потоке солнечных лучей, А подо мной толпятся горы, Лежат поля, бежит ручей… У всех есть дом, а я — ничей! Я Вечный Жид, лишен покоя: Не знаю, что это такое. Как лист осенний на ветру, В волне Атлантики замру… Но горизонт, как раньше, светел И полон радужных дорог… Зачем Господь меня отметил — От ранней смерти уберег?.. И оптимизма уголек Не загасил скитаний ветер?..

Лев Аронович Островский — физик, профессор, доктор физ.мат. наук, поэт, автор нескольких поэтических сборников. Лауреат Государственной премии СССР, 1985 г., Премии им. академика Мандельштама Российской Академии наук, 2009 г. и нескольких международных наград, редактор Международного научного журнала. Занимается проблемами физики и прикладной математики. В настоящее время работает в США.


Очерк Бориса Лукьянчука (физика, профессора, доктора физ.мат. наук, поэта, автора…) «Физик и лирик Лев Островский (из цикла очерков о российских ученых за рубежом)» читайте на второй странице выпуска.

Мария Ольшанская