Предисловие

13 декабря 2008 года украинские СМИ сообщили, что в Киеве был осквернен памятник Григорию Петровскому, государственному деятелю советских времен. Вандалы отбили уши, нос и пальцы на скульптуре и оставили на постаменте надпись «катюзi — по заслузi», что в переводе на русский язык значит «катюге (палачу) — по заслуге». Акцию провел десяток представителей столичной организации Конгресса украинских националистов (КУН). Примечательно, что памятник находится на киевской площади с гордым названием — Европейская.

Григорий Иванович Петровский в 1919-1938 годах был председателем Всеукраинского центрального исполнительного комитета, заместителем председателя Центрального исполнительного комитета СССР, членом Политбюро ЦК КП(б)У и, как утверждают украинские националисты, одним из непосредственных виновников голодомора 1932-1933 г.г. на Украине.

Правда, говорят, что среди виновников, список которых приведен на сайте Службы безопасности Украины (аналог КГБ), имени Петровского нет. Не удивляйтесь, что СБУ занимается таким делами. На сайте можно найти материалы о преимуществах членства Украины в НАТО, об Украинской Повстанческой Армии (УПА), замаранной коллаборационизмом, об одном из ее «героев» и нынешнем Герое Украины (согласно Указу Президента Ющенко о посмертном награждении) Романе Шухевиче и еще много интересных вещей, напрямую не входящих в компетенцию государственного института со специфическими функциями.

Троих вандалов задержали и после беседы в милиции отпустили. Один из задержанных сказал, что ничего серьезного им инкриминировать не могут, поскольку советские памятники стоят незаконно — есть указ Президента об их снесении. Националисты сокрушались — вот и указ Президент подписал, а чиновники его не выполняют, хотят «и нашим и вашим» — а вдруг власть поменяется! И пришлось патриотам самим браться за дело — отбивать «истуканам» носы и уши, чтобы власти пришлось их снести, иначе сбереглись бы для истории, а так уже точно не сберегутся.

У меня нет цели комментировать, заниматься историческим анализом самых разных аспектов становления советской власти на Украине. Мельком перечитав биографию Григория Ивановича, я отметила для себя, что в 1939 году он подвергся критике за попустительство «врагам народа» из числа руководителей Украины и был снят со всех постов, еще ранее были арестованы несколько членов семьи Петровского. Более полугода оставался без работы, пока в 1940 году директор Музея Революции Федор Самойлов не устроил его своим заместителем по административно-хозяйственной и научной части, где Петровский и трудился до смерти. А после смерти урна с его прахом была помещена в Кремлевской стене на Красной площади в Москве.

А родился Г.И. Петровский в семье портного и прачки, где было трое детей. Отец умер, когда мальчику было три года. С 11 лет он работал в мастерских железной дороги, в 15 лет поступил на Брянский металлургический завод в Екатеринославе (ныне Днепропетровск — да! да! В названии города его имя).

Один сын Г.И. Петровского был арестован и расстрелян в 1938-м, а другой — Леонид (1902—1941), генерал-лейтенант, член партии с 1916-го, в ноябре 1938-го на посту заместителя командующего войсками Московского военного округа по доносу Л.З. Мехлиса был арестован, в 1940-м освобожден, а в начале Великой Отечественной войны застрелился при попытке выхода из окружения.

Тем не менее, существует Указ Президента Украины № 250/2007 от 28 марта 2007 года «О мерах в связи с 75-й годовщиной Голодомора 1932—1933 годов в Украине», а в его тексте пункт, обязывающий «принять в установленном порядке меры по демонтажу памятников и памятных знаков, посвященных лицам, причастным к организации и осуществлению Голодомора 1932—1933 годов в Украине и политическим репрессиям, а также по переименованию в установленном порядке улиц, площадей, переулков, проспектов, парков и скверов в населенных пунктах Украины, названия которых связаны с такими лицами». И теперь любой «патриот Украины» сам решает, что, где и как ему демонтировать из советского прошлого.

Григория Ивановича Петровского называли «всеукраинским старостой». Что же случилось такого в 1938 году? Почему отвернулась власть от «старосты»?

Вот что вспоминал Никита Хрущев:

«К тому времени у Григория Ивановича сложилось в семье очень тяжелое положение: его сына арестовали. Я знал его сына. Он командовал московской Пролетарской дивизией. Когда я работал в Москве, то выезжал на праздник этой дивизии в летние лагеря. Леонид Петровский считался тогда хорошим командиром. Зять Григория Ивановича (сын Коцюбинского) был арестован и расстрелян. Дочь Петровского (жена Коцюбинского) жила у Григория Ивановича. Можно себе представить, какая обстановка сложилась в его семье, какое было самочувствие у Григория Ивановича и какое отношение к нему: сын сидит в тюрьме, зять расстрелян».

Старший сын Г. И. Петровского — Петр — участник штурма Зимнего дворца в 1917 г., редактор газеты «Ленинградская правда». В 1938 г. арестован, в 1941 г. расстрелян.

Коцюбинский Юрий Михайлович (1896—1937) — известный украинский большевик, советский государственный и партийный деятель, дипломат. Сын украинского классика, писателя Михаила Коцюбинского и брат Оксаны Коцюбинской, первой жены Виталия Марковича Примакова. В 1918 г. он командовал войсками всей Советской Украины, а с 1934 г. занимал посты председателя Госплана и заместителя председателя правительства — Совнаркома УССР. Был обвинен в национализме и 5 октября 1936 года арестован. 8 марта 1937 года его расстреляли.

Собственно, именно по такой цепочке — от разрушения памятника Григорию Петровскому в Киеве до имени его зятя, Юрия Коцюбинского — я и вышла на своего «героя», полузабытого со школьных времен, с обязательной программы по украинской литературе, писателя Михаила Коцюбинского, по мотивам произведений которого в 1965 году кинорежиссер Сергей Параджанов поставил знаменитый кинофильм «Тени забытых предков». Тени забытых предков, реальные лица недавней истории и общей культуры. С разрушением памятников, с изъятием «коммуно-шовинистической литературы» из украинских библиотек растворятся и тени в варварстве нашей повседневности.

«Решение о судьбе «коммунистической» литературы в украинских библиотеках будет принято после проверки всех библиотечных фондов, заявляет министр культуры и туризма Украины Василий Вовкун. Министерство культуры и туризма продолжает перепись литературы в библиотеках страны, начатую по его инициативе. Однозначного ответа на вопрос, что же будет с литературой советского периода, у Минкультуры сегодня нет. Когда, по словам Вовкуна, станет понятно, «какая литература доминирует» в библиотечных фондах, тогда и будет приниматься коллегиальное решение о том, что с ней делать. Министр, в частности, выразил идею создать в Припяти музей социалистического искусства под открытым небом, куда свезти все памятники и книжки советского периода».

Разрушители по самой своей природе, по менталитету, никогда не останавливаются. Вслед за русскими именами и названиями из культуры начнут изымать имена и названия, запачканные общим контекстом, общим культурным полем, связями с великорусской культурой. Таков мой неутешительный прогноз.

Еще немного истории и перейдем к главному — к жизни и судьбе одного из лучших украинских классиков конца 19-го начала 20-го века.

Оксана Михайловна Коцюбинская, дочь Михаила Коцюбинского и сестра Юрия Коцюбинского была первой женой Виталия Марковича Примакова (1897—1937), советского военачальника, командира красного казачества в гражданскую войну, арестованного в августе 1936 года по делу о военных. На следствии к Примакову применялись жестокие пытки. Он дал показания, по которым позже были арестованы многие другие командиры и комиссары, признал себя виновным в участии в антисоветском, троцкистском, военно-фашистском заговоре. Вместе с М.Н. Тухачевским, И.Э. Якиром, И.П. Уборевичем. Специальным присутствием Верховного суда СССР 11 июня 1937 года был приговорен в смертной казни и расстрелян. Виталий Примаков был трижды женат — первым браком на Оксане Коцюбинской, вторым на Марии Ароновне Довжик (сын от этого брака — Юрий Витальевич Примаков) и третьим на Лиле Брик.

Между Верой и Любовью

Михаил Михайлович Коцюбинский (1864—1913) родился в Виннице в бедной семье мелкого чиновника. К сожалению, по семейным обстоятельствам, он только в бурсе (духовном училище) смог получить образование. А дальше — частные уроки, различная временная работа, самообразование и писательский труд. Его творчество разделяется на два периода — ранний, когда он увлекся идеями народничества, а рассказы были написаны в реалистической манере, и поздний, в котором Коцюбинский предстает перед читателем большим мастером-импрессионистом.

Сочинения Коцюбинского почти все были переведены при его жизни на русский язык. Часть из них переводилась также на немецкий, французский, шведский, польский и другие языки.

Литературоведы считают, что невозможно по-русски выразить всю прелесть, всю магию рассказов и повестей Коцюбинского — песенность украинской речи, ее образность, весь сложный пласт лексики, отражающей особенности украинского мироощущения. Это так. У меня самой при попытке перевода на русский язык новеллы «Что записано в книгу жизни?» возникло желание сохранить некоторые слова, не «портить» их, иначе что-то терялось, пропадал колорит, поэтичность текста. Где-то на периферии сознания слышались голоса параджановских «Теней забытых предков» — ведь и там звучание непривычной речи, ее мелодика завораживала, и только интуиция помогала восприятию смысла происходящего на экране.

«Человек и его душевные переживания — всюду главный предмет интереса художника, но жизнь человека разворачивается в неразрывной связи с жизнью природы, и трагедия человеческого духа теряет характер случайности, временности и ничтожности, сливаясь с жизнью, в которой все значительно и непреходяще. Коцюбинский не дал украинской литературе всего того, чего от него позволяло ожидать его крупное художественное дарование. Только в последние годы, благодаря поддержке общества друзей украинской литературы и науки, он получил возможность оставить службу; но в это время сердечная болезнь уже надломила его силы и вскоре свела в могилу», — написал о Михаиле Коцюбинском Михаил Могилянский.

В жизни многих творческих людей случаются любовные треугольники, драмы, в которых с одной стороны верная и достойная спутница жизни и мать детей, а с другой зачастую такая же достойная возлюбленная — Беатриче, без которой творческому человеку и не пишется, и не дышится. Вот и Михаил Коцюбинский испил горькую чашу выбора между долгом и чувством. И как обычно бывает в таких случаях, биографы и исследователи творчества писателя, а также примкнувшие к ним журналисты и прочие литераторы разделились в своих симпатиях между двумя женщинами, подгоняя имеющиеся материалы под ту или иную схему. Читателям же остается выбор — между несокрушимым памятником, прочно занявшим постамент и охраняемым друзьями и наследниками, и живым человеком, не застрахованным от самых разных жизненных ситуаций.

На стороне Александры Аплаксиной, двадцатичетырехлетней коллеги по Черниговскому статуправлению, где пришлось трудиться Коцюбинскому, чтобы прокормить семью, выступила супружеская пара литераторов из Киева — Владимир Югов и Элеонора Блажко.

Еще в 1999 году Элеонора Блажко в киевской газете «Зеркало недели» опубликовала статью «Повесть для единственного читателя», в которой рассказала о старой и мало кому тогда известной истории любви, возможно, ставшей источником дополнительного вдохновения для Михаила Коцюбинского.

328 писем, итог десятилетней переписки. «Сейчас их насчитывается 335. С тысяча девятьсот тридцать седьмого года они не просто хранились и хранятся в отделе рукописей Института литературы имени Т.Г. Шевченко НАН Украины, но и были опубликованы Академией наук с незначительными купюрами еще в 1938 году отдельной книгой на русском языке, как писалось, с украинским названием: «Листи М.М. Коцюбинського до О.І. Аплаксіної», тиражом три тысячи экземпляров», — рассказывает Элеонора Блажко. Полностью статью можно прочитать, воспользовавшись ссылкой. Меня в ней заинтересовали некоторые нюансы, на которые живущие не на Украине вряд ли обратят внимание. Письма в малороссийском Чернигове писались на русском языке. Александра плохо владела украинским, возможно, поэтому. Но зато русским языком прекрасно владел Михаил Коцюбинский и оставил нам шедевры эпистолярного жанра, которые мог создать только человек, принадлежащий двум культурам, не оторванный от российского контекста. Коцюбинский много путешествовал, но, к сожалению, нигде я не нашла упоминания о том, знал ли он еще какие-либо европейские языки, хотя имел вид, как писали в одной из статей, человека европейского. Книга писем, изданная в 1938 году с комментариями критика и литературоведа И. Стебуна, вызвала большой читательский интерес и полемику, но была запрещена и изъята из библиотек.

«Наконец сегодня увижу тебя! Ужасно соскучился. Надежда увидеть тебя не дает мне возможности сосредоточить мысли сейчас и рассказать письменно то, что расскажу при свидании. Голубка моя нежная, сегодня я буду целовать тебя, сегодня буду смотреть в твои глаза! Я так счастлив, что завидую сам себе» (апрель, 1906). «Какая неудачная для нас неделя. До пятницы все вечера заняты. Если бы удалось, по крайней мере, хоть в пятницу [встретиться]. А я уже чувствую, что долго выдержать не смогу. Мне чересчур тяжело не видеться с тобой, моя голубка. Когда вчера вечером ты сидела так далеко от меня, я чувствовал себя очень одиноким и несчастливым» (май, 1906). «Опять наши мысли сошлись, когда мы вчера писали друг другу, и ты ответила на мой вопрос раньше, чем прочла его. Ты сомневаешься в прочности моего чувства. Вот тебе лучший ответ на эти сомнения: мы настолько слились духовно, что наши мысли передаются на расстоянии» (май, 1906).

Элеонора Блажко прочитала запрещенный том еще в 50-х, а в 60-х ей посчастливилось познакомиться и поговорить с самой Александрой Аплаксиной (1880—1973).

Кстати, дочь Коцюбинского Ирина — единственная из четырех детей, кто остался в живых и умер естественной смертью, была категорически против того, чтобы эта история любви получила широкую огласку. Ирина Михайловна и стала своеобразным центром притяжения для той части литераторов, которым была ближе официальная биография писателя, где не было места Александре Аплаксиной. «Кто такая Ольга Ваксель, мы не знаем», — говорили в свое время люди из близкого окружения Надежды Мандельштам.

Александра Аплаксина передала письма в Институт литературы в 1937 году. Тогда же она согласилась написать воспоминания о М.М. Коцюбинском, тоже, как говорят, выдержанные в духе времени.

В шеститомнике Коцюбинского, вышедшем в 1962 году, Ирина Михайловна разрешила опубликовать лишь четыре из 330 писем, известных на тот момент, с примечанием «Тогда работник Черниговского статистического управления, приятельница М. Коцюбинского». «Отец любил только маму, и больше никого. Я вам не дам ни одной бумажки, ни одного документа… И вообще не хочу говорить на эту тему», — сказала Ирина Михайловна Элеоноре Блажко в те далекие 60-е.

«Не выдерживаю и пишу Вам. Ведь я не могу ни повидаться с Вами здесь, ни поговорить. А между тем, если бы Вы знали, как мне необходимо это, какую потребность я чувствую видеть Вас, слышать Ваш голос, быть вблизи Вас[…] Но я у Вас ничего не прошу. Я всецело отдаю себя во власть Вашего доброго сердца. Захотите — ответите мне, не захотите — не ответите. Если Вам неприятно, что я пишу Вам, порвите этот клочок и не отвечайте…» (декабрь 1905-го).

Симпатии Элеоноры Блажко на стороне Александры, поэтому не очень приглядно выглядит в ее статье Вера Устиновна, законная жена Коцюбинского. И наверняка, это не вся правда, не совсем объективный взгляд — ведь со старой фотографии на нас смотрит очень милая счастливая женщина, но об этом лучше сказано у других авторов.

«Искатель красоты и духовной утонченности, поэт, эстет, одинокий романтик, романтичная, тонкая, эмоциональная натура», — таким предстает Михаил Коцюбинский в статье Э. Блажко. Да так оно и было, наверное. Описание героя в статье подсказывало выбор, и конечно, это была Александра Аплаксина, а не «Вера Иустиновна, урожденная Дейша, с юных лет ушедшая в революцию и к моменту их знакомства уже отсидевшая в Варшавской тюрьме несколько месяцев, вскоре после чего они поженились». Элеонора Блажко ссылается на слова еще одного украинского литератора, Сергея Ефремова о Коцюбинском: «везде и всюду умел находить ту красоту, ту духовную утонченность, ту филигранность, которой сам был наилучшим образцом».

А потом тайное стало явным, Вера Коцюбинская узнала о сопернице, и писателю пришлось делать выбор, как оказалось, не окончательный:

«Раньше я был иным — я был счастлив и полон надежд. А теперь чувствую себя разбитым и несчастным… Невозможно часто видеть тебя. Невольная разлука и неудовлетворенность такой раздвоенной жизнью, какой теперь приходиться жить мне, все это подчас страшно измучивает меня, и в этом моя болезнь. Я положительно не могу жить без тебя… Вообрази себе человека, которому закрыли рот и не дают дышать; живописца, который ослеп; музыканта оглохшего — это буду я. Ты мне необходима, как воздух, как живописцу краски и музыканту звуки».

«Самое тяжелое — это то, что раньше, когда я рассуждал теоретически, оставить семью мне казалось делом, хотя и нелегким, но возможным. Теперь же на практике это оказалось настолько трудным, настолько серьезным, что у меня не хватает сил».

Умерла Александра Аплаксина в Чернигове в 1973 году, всеми забытая, в возрасте 92 лет, на шестьдесят лет пережив своего возлюбленного, ни разу не помыслив о том, что можно было устроить свою жизнь после его смерти.

Как считала литературовед и критик Соломия Павлычко, дочь одного из адептов Украины социалистической, а теперь «стоящего у трона» антикоммуниста и пылкого патриота Дмытра Павлычка (в прошлом не самого бесталанного поэта), в своих письмах Михайло Коцюбинский усмирял нереализованные эротические желания.

На Соломию ссылаются, как правило, «защитники памятника». Поскольку никуда не денешься от того, что историю любви нельзя вычеркнуть из истории жизни писателя, защитники официальной версии «гамýють» (сдерживают, гасят, усмиряют — укр.) градус, напряжение, силу этого греховного чувства, утверждают, что в переписке последних нескольких лет, начиная с поездки писателя на Капри в 1908 году, доминирует дружеский, спокойный тон после пережитой страсти.

Ссылаясь на воспоминания Ирины Коцюбинской: «О его увлечении молодой девушкой А.И. Аплаксиной я узнала значительно позже, только в 1938 году. Эти страницы личной жизни отца тщательно скрывались от детей всей семьей, особенно мамой», сторонники второй версии добавляют, что «Ирина Михайловна чувствовала поэтическую душу своего отца и понимала, что «он не мог жить без романтических увлечений, лирических подъемов».

15 апреля 2008 года в Черниговском литературно-мемориальном заповеднике М. Коцюбинского состоялась презентация нового издания — писем писателя к жене Вере «Я так породнился с тобой…» (Киев, издательство «Ярославов Вал»).

Нынешний директор музея Игорь Коцюбинский (правнук писателя) считает выход книги самым важным творческим достижением научного коллектива музея за последние пять лет. Ценность этого эпистолярия, по его мнению, состоит в том, что ранее письма Коцюбинского издавались в разных источниках и при этом подвергались цензуре. Предисловие к изданию написал Владимир Панченко, доктор филологических наук, профессор, вице-президент Национальной Украинской Киево-Могилянской Академии (я ссылалась на него в нашей первой публикации — в послесловии к переводу на русский язык рассказа «Что записано в книгу жизни?»). Владимир Панченко, кроме того, является одним из ярких и энергичных представителей нынешнего украинского культурного бомонда, склонного к мифотворчеству и переосмыслению прошлого в согласии с новыми веяниями. Возможно, мое заключение грешит поспешностью, но никуда не денешь сетований на то, что «до сих пор не выполнен Указ Президента «О праздновании 300-летия событий, связанных с военно-политическим выступлением гетмана Ивана Мазепы и заключением украинско-шведского союза».

В презентации книги писем приняла участие и Наталья Коцюбинская, судя по фамилии, представитель рода писателя, заместитель директора по научной работе музея-заповедника М. Коцюбинского.

А за полгода до мероприятия, 6 октября 2007 года в парламентской газете «Голос Украины» вышла статья-ответ «Еще раз о семье Коцюбинских» на другую статью в этой же газете от 15 июня 2007 года — «Черный век рода Коцюбинских», которую написал супруг Элеоноры Блажко, киевский русскоязычный писатель Владимир Югов.

Владимир Трофимович Югов родился 29 декабря 1927 года в Киргизии, закончил факультет журналистики Киевского государственного университета им. Т. Шевченко. Он участник Великой отечественной войны, полковник в отставке, прозаик, публицист, поэт, член Национального союза писателей и Национального союза журналистов, лауреат литературных премий им. В. Короленко, И. Бунина, А. Фадеева, В. Пикуля, «Ветвь золотого каштана» и др., обозреватель газеты «Голос Украины».

Постороннему взгляду этот развернутый фрагмент биографии литератора ничего не скажет, но многие граждане Украины, особенно русскоязычные, горько улыбнутся, прочитав «часть обвинительного заключения», в котором все говорит против обладателя подобной биографии. Наверное, поэтому Владимир Югов пытается быть одновременно «умным и красивым». Такой вывод я сделала, прочитав некоторые публикации, написанные им, а также письмо русскоязычных писателей в поддержку будущего президента Украины В. Ющенко в преддверии третьего тура голосования в 2004 году.

«Заявляем, что русский язык в Украине является не просто языком межнационального общения. Русский язык свободно звучит с телеэкранов, страниц газет и журналов, книг русских писателей… Для того чтобы овладеть культурой и быть духовно богатым человеком, не нужны ни законы, ни указы чиновников…»

Горькую улыбку теперь вызывает эта святая наивная вера в то, что многовековое братство двух народов не будет разрушено «чистыми и честными руками» чиновников. Телевидение на русском языке практически исключено из эфира, в том числе и различными нормативными актами, газеты, правда, еще выходят. Книги… Книги на русском языке почти не издаются, ими не пополняют библиотеки. И страна застыла в ожидании списка «коммуно-шовинистической литературы». Пока этот вопрос отдан на откуп библиотекам и местным управлениям культуры. Они должны вынести свой вердикт. Боюсь, что и Коцюбинский — не в первую, так во вторую очередь, попадет в жернова новоявленных культуртрегеров, хотя бы из-за некоторых аспектов биографии. Вряд ли простят более радикально настроенные патриоты связей старшего сына, Юрия, с «бандами Муравьева», развернувшими Украину на восток, к Москве, к России.

Меня очень удивило самое начало статьи-ответа на «инсинуации» Владимира Югова в «Голосе Украины», подписанной Натальей Коцюбинской и Ольгой Ермоленко, ученым секретарем музея:

«Читая разные мифы об украинских писателях, в частности, таких открытых для публики, как Шевченко или Франко, не думали, что можно создать столько мифов о Коцюбинском, творчество которого интересует больше элитарную публику!..

Мифотворчеством занялся и писатель Владимир Югов, хотя о таком писателе мы слышим впервые. Его статья («Черный век рода Коцюбинских»: «Голос Украины», 15 июня 2007 г.) полна неточностей — о жене писателя Вере Устиновне, о любви Коцюбинского, о его детях, особенно об Ирине. Эти мифы безосновательны — никаких документов: воспоминаний современников, писем и т.п.»

Это что же получается? Михаила Коцюбинского фактически объявляют писателем для элитарной публики, забыв о Сергее Параджанове, уже открывшем его миру. Но если его произведения — удел читающей элиты, то недолго вообще изъять и творчество, оставив только музей-заповедник! А зачем он тогда нужен? И откуда это раздражение, пытающееся перечеркнуть первыми же абзацами факты, уже известные? Или это очередной шаг к будущему переписыванию истории под удобную для всех версию?

Но Аннушка уже разлила масло! То есть, памятник Григорию Петровскому уже изувечен, и многие любопытствующие вспомнили или узнали о родственных связях Михаила Коцюбинского. Кстати, вся читающая Украина замерла в предположении — не бросят ли первыми в костер книги Булгакова? Ведь в «Белой гвардии» этот тогда киевский писатель дал очень жесткую оценку украинским реалиям, связанным с послереволюционными событиями времени Украинской Народной Республики, и ее деятелям! Вряд ли простят Михаилу Булгакову бухгалтера Петлюру.

И еще одно интересное литературное совпадение. За несколько недель до своей преждевременной смерти в 49 лет Михаил Коцюбинский лечился в Киеве в клинике профессора Образцова. Образцов заслуженно считался тогда светилом медицины, а другой известный врач, Стражеско, был его ассистентом. Существует легенда, что профессора Преображенского Михаил Булгаков писал именно с Образцова, а доктора Борменталя — со Стражеско.

О Вере Устиновне Коцюбинской, жене Михаила Михайловича подробнее можно прочитать в статье. Вера Дейша родилась в 1863 г. в Тверской губернии. Оттуда вместе с матерью переехала в Чернигов. Училась на Бестужевских курсах в Петербурге, приобщилась к развитию родной культуры (входила в украинскую «Громаду» и общество «Просвита»). С Коцюбинским она познакомилась на съезде «Громады» в Киеве, а 24 января 1896 г. в Преображенском соборе Винницы они обвенчались.

«Теперь бы я каждому посоветовал: не женись, если хочешь быть эгоистом, если не хочешь испытать большое и сладкое счастье — жить счастьем и горем другого, иметь друга — женщину…» — писал Коцюбинский в письме.

«Когда они купили собственный дом в Чернигове, сюда Коцюбинский забрал маму Гликерию Максимовну (уже слепую) и сестру Лидию. Здесь у супругов рождается еще трое детей: Оксана, Ирина и Роман (Юрий родился еще в Виннице).

Овдовев, Вера Устиновна продолжает управлять домом, обращается в разные учреждения, чтобы переоформить дом, чтобы не выселяли из него осиротевшую семью. Понимая ценность архива М. Коцюбинского, передает его в музей В. Тарновского с условием, чтобы ничего и никогда не вывозилось из Чернигова. В 1919 году она уезжает из родного дома. Идет война, спровоцированная большевиками. Вера Устиновна заболела тифом, воспалением легких. 30 декабря 1921 года Веру Устиновну похоронили рядом с мужем на Болдиной горе в Чернигове».

В этой статье написано и об Александре Аплаксиной — сухо, нехотя, но ничего не поделать, история получила не только бытовую, но и литературную огласку.

«После смерти Коцюбинского уехала в Москву, работала там в библиотеке, получила тяжелую травму, после которой ослепла (а не из-за «неразделенной любви»). Умерла в декабре 1973 года в Чернигове. Долго хранила тайну любви, пока настырный Илья Кацнельсон (лит. псевдоним Стебун) не обнародовал ее в 1938 году в книге «Письма М. Коцюбинского к А. Аплаксиной», — так заканчивается посвященный ей фрагмент.

А вот и та самая история, которую тоже не выбросишь и другой не заменишь, разве что наложив легкую ретушь, подчеркнув одно, затенив другое:

«Самый старший, Юрий, увлекся идеями большевизма. В январе 1918 г. Юрия назначают главнокомандующим войсками Украинской республики и вместе с войском Муравьева бросают на штурм Киева. Трудно сказать, о чем думал Юрий, воюя с правительством Украины и ее патриотами, глядя на бесчинства муравьевцев в Киеве. У Юрия не было фактической власти, его большевики кощунственно использовали как сына известного украинского писателя. Когда стал ненужным, его обвинили в создании военно-троцкистско-контрреволюционной организации и расстреляли 8 марта 1937 года (по другим данным, 27 февраля 1937 года).

Подобная судьба сложилась и у Романа Коцюбинского. Забрал его «черный ворон» от жены и двухлетнего сына. Где похоронен — до сих пор не удалось установить. Старшая дочь М. Коцюбинского, чернявая красавица Оксана, тоже прожила недолго — в 1920 году умерла при родах.

Лишь Ирине Коцюбинской судилось прожить полную жизнь. Вышла замуж в 1918 году за черниговца А. Метрика-Данишевского. После ареста братьев были вызовы на допросы, несколько лет безработицы. Но она выстояла, и их семью оставили в покое».

И видимо только наличием материальных (документальных) доказательств можно объяснить эту фразу статьи:

«Ирина Михайловна гордилась тем, что ее братья и зять — участники Октябрьской революции, что Ленин слал радиограммы Юрию Коцюбинскому. Она могла позвонить по телефону или написать письмо как секретарю обкома партии, так и Председателю Совета Министров УССР. И не было такого, чтобы не получила ответа. Свидетели этого — письма, хранящиеся в фонде Ирины Михайловны».

Посмотрим теперь, что писал о Михаиле Коцюбинском профессор Владимир Панченко. В 2005 году в киевской газете «День» была опубликована его большая статья «Мне лучше быть одиноким...» (Михаил Коцюбинский в переписке с женой).

Переписка М. Коцюбинского с женой длилась семнадцать лет — от 1896 г. до середины 1913-го. Началась она в то время, когда Коцюбинский работал в составе специальной комиссии, созданной правительством для борьбы с филлоксерой. Первая часть эпистолярия — крымская. В это время Михаил Коцюбинский принадлежал к так называемому «Братству тарасовцев» — украинской организации, разделявшей идеи народничества. Члены общества обязывались всюду провозглашать свое украинство, говорить в публичных местах по-украински и между собой, и с чужими, чтобы приучить широкую публику к тому убеждению, что украинский язык — это не только мужицкая мова. Бывая на селе, каждый обязывался учить детей украинской грамоте, раздавать украинские книги и вообще заботиться об украинизации жизни.

Наверное, этим можно объяснить странное для культурного, но простительное для 34-летнего, еще довольно молодого человека, увлеченного украинской идеей, высказывание, которое упоминает в первой части статьи Владимир Панченко:

«Капосна Лізе і досі не прислала мені вкраїнських карток — і мушу писати на московській, що мені просто неприємно» (1896, 10 октября). В переводе: «Пакостница Лизе до сих пор не прислала мне украинских открыток — и должен писать на московской, что мне просто неприятно».

Тем не менее, как вспоминала А. Аплаксина, работая в черниговском земстве, Михаил Коцюбинский пользовался на службе исключительно русским языком.

И уже из второй части, когда жена ждала второго ребенка, а старший сын Юрий учился разговаривать:

«… просил обязательно учить Юру родному чистому языку и не учить «по-московському, бо як звикне, то трудно буде одвикнути».

Хочется крикнуть — не верю! Не верю, что человек творческий, не только пишущий, но и читающий, мог сознательно оградить своего первенца от языка, на котором УЖЕ была написана гениальная литература, а лучшее из того, что предстояло написать Михаилу Коцюбинскому — еще в будущем. Но появились какие-то возможности, и начались поездки — для лечения и для впечатлений.

«Дрезден с его знаменитой галереей, катание на гондолах в Венеции, антиквариат и живопись в магазинах и музеях Рима, похожий на «цыганский лагерь» Неаполь, Везувий и Помпея, чудо-собор в Милане, Женева и Шильонский замок, — все это увидел Коцюбинский и даже коротко описал в своих письмах и открытках, отправленных жене в Чернигов», — пишет Владимир Панченко в своей статье.

«Вскоре Коцюбинский открыл для себя Галичину. По дороге на Капри заехал во Львов, побывал в Карпатах. Ну, а уже на острове Коцюбинского ожидали новые знакомства, прежде всего с Горьким, его семьей и гостями виллы… Читая письма М. Коцюбинского, можно немало интересного узнать о микромире Капри, эпицентром которого была вилла Горького. «У Горького огромная семья, то есть у его жены (Марии Федоровны Андреевой. — В.П.), которая даже имеет уже внучку, — писал Коцюбинский. — Все это съехалось на лето, и вся villa, которую они занимают, 13 комнат, набита людьми. Как сели обедать, то как в гостинице. Живут они роскошно, по-барски, видно, есть средства. Зовут к себе часто кататься на лодке, но я этого не буду делать часто, мне лучше быть одному. Но еще приезжают на Капри Амфитеатров, Бунин, Луначарский и Елпатьевский. Значит, еще будет немало знакомых, очень интересных» (16 июня 1909 г.)… Его новые знакомые — семьи Буниных, Праховых, издатель К. Пятницкий, писатель Л. Андреев, знаменитый певец Ф. Шаляпин».

В заключение

И еще немного истории семьи Коцюбинских, почерпнутой мной на городском сайте Чернигова из статьи Людмилы Студеновой:

Старший сын писателя, Юрий Коцюбинский был женат на Ольге Бош, дочери известной революционерки Евгении Бош. В браке родился сын Олег, были внуки. Символическая могила Юрия — на Новодевичьем кладбище в Москве, а где настоящая — никто не знает, расстрелян в 1937 году.

Старшая дочь писателя, Оксана Коцюбинская, журналист газет «К оружию» и «Вестник Украинской руспублики», была женой командира Красного казачества Виталия Примакова. Умерла в январе 1920 года от преждевременных родов. Кто-то видел фотографию, на которой Оксана — в бекеше и на лошади — и Виталий вместе. Фотографии нет, Виталий Примаков расстрелян в 1937 году.

Вторая дочь, Ирина Коцюбинская, была замужем за Абрамом Метриком. Эта история полна тайн. От мужа у Ирины остался сын Флориан, который носил фамилию деда, стал скульптором, лауреатом Государственной премии им. Шевченко. Флориан Коцюбинский — автор памятников В. Примакову, В. Антонову-Овсиенко, Ю. Коцюбинскому на Аллее Героев в Чернигове. (А ведь существует указ Президента Украины о сносе таких памятников!)

Младший сын писателя, Роман, познакомился со своей женой, Еленой Писаревской, вдовой погибшего в Литве дипломата, в Харькове. От первого брака у нее был сын Эрик. Роман Михайлович работал директором Харьковской научной библиотеки, а позже — Книжной палаты Украины. У Романа и Елены родился сын Юлий. 1937 год, арест обоих, Эрик попал в детдом, а Юлий — в детские ясли. Только в 1955 году Юлий встретился с матерью, а Эрик в 16-летнем возрасте погиб под Сталинградом.

Юлий Романович Коцюбинский был директором музея Михаила Коцюбинского, умер в мае 2000 года.

Статью Владимира Югова «Черный век рода Коцюбинских» (Литературные заметки на полях) лучше прочитать по ссылке. В ней есть очень много интересных фактов, относящихся к жизни Юрия Коцюбинского, а также других «свидетельств эпохи». История любви Михаила Коцюбинского и Александры Аплаксиной изложена в том же контексте, что и у Элеоноры Блажко. Собственно, Владимир Югов ссылается на старую публикацию жены в «Зеркале недели», практически ничего нового не добавляя.

Кроме этого эссе вы можете прочитать мой перевод на русский язык одной из лучших новелл Михаила Коцюбинского «Что записано в книгу жизни?» Украинский оригинал желающие могут найти поиском в Интернете. Других вариантов по-русски, увы, там нет.

Мария Ольшанская