«О жизни, где нам суждено обитать»
(Созвучия строф)
Этот цикл стихотворений, точнее, два цикла, сведенные в одной публикации, получился совершенно неожиданно. С киевлянкой Ириной, пишущей стихи под именем Ари, мы знакомы давно. Ровно три года назад на страницах журнала «Солнечный ветер» я представила ее читателям. Виталий (как оказалось, тоже киевлянин) увлекался музыкой, сочинял сказки, а на поэтическую страничку заглядывал редко, и о том, что он пишет стихи, я не догадывалась. Удивившись раз-другой тому, как они созвучны его музыкальным пристрастиям, я начала подыскивать для стихотворений Виталия созвучия не в музыке, а в поэзии, и… вспомнила об Ари. Вот такая предыстория.
Мария Ольшанская
Виталий
«Характер нордический, ибо родина предков — Скандинавия, норвей.
Любимый напиток — бальзам «Давний рецепт».
Любимый фильм — «Твин Пикс».
Не стать добычей тьмы и пустоты В засиженном поклонниками зале… Живи на то, что скажешь только ты, А не на то, что о тебе сказали! (Юнна Мориц)
Содержу породистого кота.
Честь имею, но не отдаю.
Любимое развлечение — поездка в метро (правый берег). Именно там я слышу музыку, без всяких наушников, абсолютно новую музыку, в создании которой участвую сам, пока слушаю ее… она льется откуда-то, а я могу регулировать ритм и гармонию (третьим ухом)… больше нигде такого не происходит, только в подземке».
«Я сижу на скамье… на скамье… запасных. Офицер запаса. Отшельник запаса. Киев сейчас — это часть Пути, на котором было много других городов.
Главное увлечение (даже гораздо более чем) для меня — это музыка, преимущественно конца 60-х — начала 80-х, то есть, то лучшее, что было наработано в золотые времена развития разнообразнейших направлений рока. В течение 3-х с половиной лет вёл авторскую программу о музыке той эпохи и немного о самой эпохе на одной из радиостанций (в прямом эфире, безвозмездно), пока её не продали.
А для нынешних мейнстримщиков, даже радио-рокс, я — неформат.
Литература… когда-то читал много всего высокоинтеллектуального — и художественного, и научного… но, наевшись досыта духовной пищи, теперь читаю только сказки для взрослых, в основном о драконах.
Увлекался готическим средневековым мистицизмом. В юности играл в ансамбле на ударных инструментах и сам сочинял музыку. О семье и работе: спасибо, всё хорошо.
А пишу вот, потому что не могу не писать. Люблю стилистику восточной поэзии. Люблю стилистику эпохи Возрождения. Бывает, пишу строго в рифму — но как под диктовку… Ничему этому не обучался, мало того, не сохранял, и теперь больше половины написанного в стихах и прозе утеряно. Но будет новый урожай, коль старый удобреньем стал».
* * * струнами пальцы все порваны до крови, клавиши белые красными стали. рояль… се ля ви… * * * густа, как смола, и горька, как горчица, кровь в моих жилах — не выпьет никто и разбавить не сможет.
* * * пробегусь по лужам босиком, не беда, что холодно и больно. листья павшие уже своею кровью воду в лужах позакрасили заметно… крови капельку моей туда добавлю. * * * орех швырнула на асфальт ворона умная, но шустрый воробей успел схватить ядро и был таков — почти как в басне.
* * *
Вспоминаю Валгаллу…
Песню о Нибелунгах…
Также Песнь Старшей Эдды…
Саги, Пряди и Висы,
И Баллады, и Драпы…
Скандинавско-Германский
Край родной вспоминаю.
Жил я там или нé жил,
Но всем сердцем привязан,
И не выдам я тайну
О своих похожденьях.
Человек я бывалый…
* * *
снова и снова
ритмический до неприличия
хардроковый блюз,
особо ценный тем,
что мадьярский,
танками комми не задавленный;
и польский такой же,
и чехословацкий
хардроковый блюз,
но это не стих —
стих будет
о скандинавском блюз-роке,
но — не сейчас,
погодите…
Туман
за стенами домов высотных
из тех, что выше, этажей
мерцают желтые глаза
то ль окон, то ль живых существ…
и башенный огромный кран
пытается гонять туман,
а может вовсе не огни там на стреле —
вдруг это НЛО летит во мгле?
туман в голове и в душе,
и нечем рассеять — нет фар
туманоразгонных надежных.
мотор барахлит — нужно жидкость залить
и радиозаписи громко включить —
хоть кто-нибудь, но испугается!
* * *
если кто-то слишком умный
хочет выложить из пазлов
слово, что ему по сердцу,
посоветую отбросить
к черту всяческий рассудок
и подбросить эти пазлы,
и развеять их по ветру,
а потом ударить в бубен
и сплясать шаманский танец,
песню спеть шумершамбаллу,
невзирая на Вальхаллу,
и тогда сами собою
пазлы сложатся как нужно —
счастье ведь не там, где разум,
а в одной из женщин где-то.
* * *
ритмично диффузор динамика вибрирует,
мембрана в ухе в такт с ним трепыхается,
по акустическим упругим волнам
идет эскадра рифов хард-блюз-рока,
другие в ужасе и страхе разбегаются,
пока их пентатоника не торпедирует.
* * *
бальзамом заправил фляжку,
портсигар зарядил сигаретой,
по струнам врезал с оттяжкой,
что утешит меня в жизни этой?
между глотком и затяжкой
секс танцую с любовью согретой…
не жду от судьбы поблажки —
будет песня моя недопетой…
* * *
дождь стучит в окно припадочно.
барабанит, психодятел, всю неделю.
может, нужно бы открыть, впустить его,
чтоб он с улицы ушел, гонимый ветром,
и погрелся малость у меня в квартире?..
* * *
старался паучок на паутинке
догнать летящий желтый листик,
но листик в пруд упал, и водомерки
пытаются играть с ним в ватерполо,
а паучок, ведомый только ветром,
не знает, где его пункт назначенья,
зажмурившись от солнца, дремлет,
и паутинка продолжает свой полет.
* * *
утес одинокий над морем стоит —
но лишь как утес только он одинок,
в нем чайки вьют гнезда свои,
а в части подводной — ракушки и крабы,
и шумом прибоя его наслаждается слух,
и взор его радуют пляски над волнами чаек.
особенно рад он, что домом своим
считают птенцы этот камень невзрачный,
скалу нерушимую, что не подвластна
теченьям изменчивым, непостоянным ветрам.
быть может, научатся птицы когда-то
свободе, которой недавно утес обладал,
когда был драконом волшебным,
но в спячку впал временно он,
упала в расщелину колба песочных часов.
когда же придет Человек, кто часы развернет?
* * *
свои у каждого из нас стихи,
по-разному поем мы песни разные,
и с разным ощущением другие слышат нас,
по вкусу своему воспринимая эти волны.
кто больше чувствует тепло,
кто — свет, кто — звук,
которые, творя, мы излучаем,
но главное, чтоб оставались с нами
и снова обходили шар земной
друзей ушедших колебания души,
подаренные нам однажды навсегда,
когда никто не думал о прощаньи
и расставаньи до поры,
пока мы сами в вечность не уйдем.
* * *
прозрачно пронзительно-синее небо над парком
в разрывах свинцовых, беременных водами туч,
и меж оголенных ветвей полусонных деревьев
уставшего солнца расслаблены струны-лучи.
ветер озябший играет вступление к блюзу,
а на подходе дождя барабанное соло
и остальные участники сумрачной группы.
— Вообще-то я за рифмой не гонюсь — мне более важен ритм, или еще там что-то, что я чувствую, но не могу объяснить (Виталий).
— Не ритм, а ткань стиха. Музыка слов. Синкопы и акценты (Михаил).
— Ты как раз и интересен мелодичностью белого стиха, остается только на музыку положить... И это в большинстве твоих стихов, и не надо ничего менять там. Просто здесь… ну как бы сама рифма выскочила… что ли… А когда Олег предложил вариант — «уставшего солнца струною расслабленной луч», ну все! Живой рифмованный блюз… или романс — причем звучит разный размер (твой и Олега), как гармоничный куплет с припевом. Ну… ты же слышишь это? (Сергей)
Все время сползают и на уши давят корона — на левом, а нимб, блин, на правом. Придется приклеить их или прибить…
— Волны кроме длины характеризуются частотой, так что ничего спорного — это именно элементы ритма, уж поверь мне, ритм-секционщику! (Виталий)
все волны: свет и звук, другие излучения искусства должны быть свыше упорядочены гармонически иль в беспорядке авангардном перемешаны, но только поли-ритмом этого достигнуть можно.
* * *
включил-отключил —
жизнь у кнопок во власти.
мы все — Буратино-Пиноккио,
но папа есть — папа Карло.
поможет он всем, кто поверит,
всем тем, кто пройдет через холст.
— иди вслед за мной сквозь огонь
в Твин Пикса вигвам золотой.
кто может летать — знает выход.
— Только Ари могла бы «подыграть» тебе. Но у тебя рваный ритм, а у нее нет. У тебя рок в стихах, я увидела именно эту музыку, а у нее «другая музыка». Было бы интересно объединить тебя с Ари в дует — перекличку текстовую. Такую небольшую композицию сделать, чтобы музыка чувствовалась «за стихами» (Мария).
Ирина (Ари)
Ты — песня, дорога и ветер, и счастлива, только летя — как ветер, дорога и песня, как песня и ветер дорог… (Юнна Мориц)
«Ирина Ковалева, живу в Киеве. Собственно родилась и прожила в нем всю жизнь которая есть. а есть ей 37 лет. за это время успела закочить школу. политех, родить дочь. работать и все такое. и писать или не писать. как получалось. вобщем кое-что из того что есть перед вами. собственно это все что я хотела в двух словах сказать о себе» (Ари).
* * *
на подоконнике любимой кухни, этаж десятый и пахнет мятой, фонарь под домом, летят снежинки, их ищут тихо их половинки, летят-ложатся, все повторится, то минус двадцать, потом плюс тридцать, зашкалит сердце от сладкой ласки, хочу в окошках увидеть сказки, дома напротив, там люди, люди, вагон эмоций и чьих-то судеб.
* * *
я просто сейчас бы на полку
забралась с ногами прям в джинсах.
к тому же совсем без билета.
билетов же нет в этот поезд.
туда попадают случайно.
а крепким размолотым кофе
испачканы новые вещи.
роятся пчелиные мысли.
кусают в виски и поглубже.
и жалят порой очень сильно.
плюс кажется время бессменно,
но поезд идет только ночью.
и снова приходят моменты,
когда полустанок и выход,
а там проводник провожает.
и только к подножке трамвая
успеть бы, да ехать подальше,
где нет запрещающих знаков.
* * *
Телефонного номера смысл несут по Земле провода. Но больше частоты несут. В почтовых карманах инетовских мыслей растаял надушенный стиль и вязь написания строк.
* * *
так часто мы с тобой уже почти враги,
и кажется — вот точка, вот итог.
ну да. черта. подчеркнута деталь.
и прочерки стоят, где мог быть текст.
ну а потом отступишь — и гротеск,
и многоточий много, и пурги.
* * *
Куча входящих смс от тебя. Триста двадцать. Сто тридцать. Восемьдесят. Целую мобильный экран. Поцелуи сами на губы просятся. В темноте фар бегущих машин звон монеты, упавшей на землю.
Капитан Грей
поезда, поезда, поезда,
понедельник, работа, арена.
на вокзал,
в никуда…
города,
смена области,
новая сцена.
сцена новая, тот же герой,
грустный, нервный,
веселый такой.
отшлифованы тонкости нот,
и в тетради есть ключик скрипичный.
только нету замочка, и вот
отчего этот ключ необычный.
* * *
Мысли. Руки. Часто. Ночью. Люди — суки. Рву их в клочья. Рву невинно. На частички. И перроны… Электрички. Было солнце. Стало небо. Есть желания: вот мне бы… Есть развитие. Сюжета. Так стремительно… Где лето?
* * * «помолчи мне немного вымысла» (Олег В.) промолчи мне немного прежнего, можно злого, а можно нежного. я хочу, чтобы все по-прежнему. ты мне только чуть-чуть: молчи. только ты для меня… пожалуйста, бессловесно, как хочешь, жалуйся. хочешь — днем, или может вечером намолчи мне немного вечного. а ты знаешь… давай и за встречу вот, и пускай здесь чуть-чуть горчит. пусть слегка греет шарфик клетчатый, завернувшись осеннеплечево, ты мне просто словами теплыми, просто ласково, промолчи.
* * *
Чай сладкий. Любишь? Чаинки губишь. И растворяешь безупречно сахар. Стучишь по стенкам чашки ложкой. Чаинки раз… Упали разом. На них кипящей водой без газа. Ошпарив больно и навсегда. И терпкий привкус несет теперь вода. Чай пьется быстро. Заварку в мусор. Чаинки стали для чая вкусом.
* * *
спать.
фонари отключились. и крыши
разошлись по котам и по гладям.
кто-то гладит кого-то не глядя,
и приходит к земле понедельник.
завтра снова будильник, работа.
зазвенит телефон тихой трелью.
и останется небо за дверью.
кто-то скажет — я больше не верю,
и пойдет за бессонною гладью,
чтобы гладить кого-то не глядя,
чтобы просто обидеться за день
и потом извиняться и верить,
что кому-то нужны эти двери,
что кому-то нужны эти крыши.
* * *
Хотя бы часть побед взять, записать на лист. Но лишь усталость, запах никотина. Как в детстве, в цирке, запах апельсина. И кукла хлопает глазами как подруга. Пошью ей платье и свяжу пальто. Да вроде бы все получилось то. Теперь для куклы докупить бы друга. И дом им кукольный построить. Будут дети… Их куклы в школу будят на рассвете. А люди… Люди просто слуги в шапито: банальные и вечные никто.
* * *
мелочь, тара, пустое, прошло.
открою, увидишь, забудешь, потом.
окна, туманы, калитка, природа.
ветер, работа, усталость, погода.
кофе, тарелка, стекло, умывальник.
поезд, стучат, полдороги, асфальт.
гитара, бобина, мелодия, кадры.
полосы, лес, перекресток, граница…
* * *
Заводят котов, заводят собак. А я мужика хочу завести, чтоб верно служил мне с пяти до шести. Ну, мог бы, к примеру… мне сумки нести! Плести небылицы. И сети плести. Но только чтоб строго с пяти до шести…
* * *
вороны — птицы с лапами худыми
гуляют по любой погоде важно.
на перьях черный многослойный иней…
— Ари, такое ощущение, что ты была с нами на прогулке. Именно так! Мы с собакой, и рядом ворона расхаживает, с видом, что она здесь хозяйка, а «нас здесь не стояло» (Мария)
— А я тоже с собакой гуляла, когда написала это!
— Такое впечатление, что ты говоришь в повседневной жизни одними стихами (Ш.)
— У тебя правильное чутье. Я, зная Ари довольно долго, только недавно поняла, что она мыслит всегда поэтическими образами, а не в минуты вдохновения, как другие. Это естественное ее состояние (Мария).
— Ари, а в твоих стихах появилось новое качество, не заметила? (Олег В.)
— Не знаю. А что появилось?
— Оставаясь очень личными, они стали более емкими. Если раньше это были в основном зарисовки, наброски, стоп-мгновения, то сейчас появилось обобщение — на время, на жизнь в целом (Олег В.)
* * *
перелистывая страницы
и роняя ластики в урну,
собрав обрезков с короб,
ищу, кто сегодня дежурный.
дежурный ну там… по апрелю.
по маю дежурный, июлю.
кому вот отдать все это…
«Огни большого города»
«Согласно Жану Коэну, цель поэзии — создать глубоко алогичный язык, в котором заблокирована всякая возможность отрицания.
В информирующем языке то, что существует, могло бы не существовать или существовать иначе в другом месте либо в другое время. Напротив, поэтические отклонения призваны создать «эффект безграничности», при котором пространство утверждения охватывает весь мир, не оставляя места для возражений» (Мишель Уэльбек, «Мир как супермаркет», глава «Абсурд как креативный фактор»).
Мне очень нравится эта фраза, и ею можно было бы и ограничиться. Но редакторы любят поговорить о своих авторах, и я не исключение. Начнем, наверное, с отсутствия заглавных букв в текстах стихотворений Виталия и Ари. Я предполагаю, что эта особенность вызвана разными причинами. Ари думает стихотворными строками, а Виталий — музыкальными ритмами, которые он иногда переводит в слова. Потом это записывается без заглавных букв, часто без знаков препинания. Вряд ли они когда-нибудь задумывались о правилах стихосложения, о стихотворном размере. Это не единственное, что их роднит, создает «струнный образ дружбы нежной», если воспользоваться строкой стихотворения Юнны Мориц. Они живут в одном мегаполисе, и ночной мегаполис — своеобразный дирижер, задающий ритм, меняющий настроение. Именно ночной — ночь присутствует в стихах и Ари, и Виталия.
Ночной город будоражит, бьет по нервам. В нем нет места элегическому мерцанию звезд — взамен огни рекламы, клаксоны машин, резкий визг тормозов на перекрестках… И то ли в эпицентре ночного города, то ли за стенами домов, в унисон или диссонанс с ним звучат строки стихотворений. Такие вот урбанистические картины возникают в воображении.
Мария Ольшанская
